Соберете по кирпичику. Зачем вы меня искали вчера?
- Я долго разговаривал с Кушнаревым.
- И он вас охмурил? Слезу пустил? Рассказал, как пострадал невинно?
- Об этом я узнал от Марины Викторовны.
- А что он об отце говорил?
- Он сказал, что Михаил Михайлович сидел в тюрьме.
- Мерзавец!
- Ты знал об этом?
- Узнал. Накануне смерти отца. И понял многое.
- Что он успел тебе рассказать?
- Все.
- И про побег?
- Вы знаете про побег? От Кушнарева?
- Да.
- Тогда он сам себе яму выкопал. Понимаете, что меня сдерживало?
- Догадываюсь.
- Растерялся я. Сообразить не мог, как поступить, что делать. А он решил, что в безопасности, что не знает никто... Что он говорил?
- Михаил Михайлович скрывал, что был осужден. Он пытался бежать, но неудачно. Получил дополнительный срок. Освободился в годы войны, воевал, но прошлого стыдился и сменил фамилию.
- Не понимаю, зачем ему понадобился такой вариант.
- Вариант?
- Смягченный.
- Валерий, давай присядем на то поваленное дерево.
- Что, в ногах правды нет?
Солнце постепенно прогревало лес, лучи его подсушивали отсыревшие ветки. Воздух наполнялся хвойным ароматом. Мазин достал из кармана портсигар, повертел в руках, постучал пальцем по крышке.
- Я думал, вы не курите, - сказал Валерий.
- Не курю. Эта штука попала ко мне случайно Портсигар пуст.
И, подтверждая свои слова, Мазин открыл портсигар, показал художнику и снова спрятал в карман.
- Очередной прием? - спросил Валерий.
- Вроде этого.
- Темп сбиваете?
- Если хочешь... Для себя главным образом Чтобы без внутренней суеты осознать то, что ты мне скажешь.
- Могу и ничего не сказать.
Мазин посмотрел мягко, заботливо:
- Лучше скажи.
- Ладно. Побег оказался удачным. Наврал, мерзавец. Но лучше б такой удачи не было...
- Пожалуй.
- Не понимаете вы! Не в побеге соль. И страшное не это. Человека убили - вот где тайна.
Большой неповоротливый комар пытался прокусить куртку Валерия, но только зря натужился, перебирая тонкими ножками.
- Кто убил?
- Сволочь эта. Но доказать, что отец непричастен, невозможно! Понимаете? Вдвоем они были, а свидетелей йет.
Валерий взмахнул рукой, и комар, оторвавшись от куртки, закружился над ним, выбирая новое место.
- Кого убили?
- Не знаю. Не спросил, а отец не успел. Как в бреду все получилось. Представить трудно. У нас так отношения складывались. Недружно. Несправедливо. С моей стороны. Я его консерватором считал и все прочее. А тут узнал, что неродной. Мальчишеские комплексы одолели. И еще... Но об этом не стоит. Это лишнее. Одно поймите: я его далеким считал, непонимающим, чужим, благополучным, удачливым, самодовольным. Деньги, дача, хвалы газетные, жена молодая... А он совсем другой жизнью жил. И вы поймите, поймите! - Валерий схватил Мазина за рукав и дергал, то притягивая, то отталкивая от себя. - Меня-то он любил! Ценил, уважал, а я ничего не видел. Почему так говорю? Со мной ведь он решился поделиться, мне рассказать! Довериться! Мое мнение ему важным оказалось! То есть подлинным сыном он меня признавал, а не пасынком, не воспитанником, не чужим! А я...
- Спокойнее, Валерий. Хорошо, что ты так говоришь, но спокойнее. Нужно спокойнее!
- Ладно. Отец позвал меня. Ну, я в уверенности, что очередная нотация... И вдруг обухом. "Сын! Хочу, чтоб стал ты моим судьей. Виноват я. Совершил ошибку, осудили меня справедливо, но я не выдержал, молодость подвела. Бежал. Думал, повезло, а оказалось... Бежали мы вдвоем. И так получилось, что погиб при этом человек. Клянусь, не я убил. Тот, другой. Запомни и поверь! Не я. Но и я виновен. Не помешал! Не предотвратил. Не спас. Всю жизнь вину эту загладить хотел. В твоих глазах особенно. Что мог, все сделал. Но выхода нет. Жив убийца, и сначала все... Откроется все. Не страшно. Одного боюсь: чтоб ты не осудил".
Валерий низко опустил голову, так что Мазин не видел его лица, видел один заросший затылок.
- Михаил Михайлович назвал Кушнарева?
- Да.
- Передайте его слова по возможности точно.
- Я хорошо запомнил. Я спросил: "Он тебе угрожает?" Отец кивнул. "Где он?" - "Здесь". О ком еще он мог говорить? Кушнарев знал отца много лет Он сидел в тюрьме. Он жил у нас, ел, спал, брал деньги... Шантажировал.
- Чего же он захотел еще?
- Не знаю. Может быть, ничего. Может быть, у отца истекло терпение. Годы терпения.
- Но имя Кушнарева не прозвучало?
- Как же! Я не договорил. Я подумал о нем и спросил "Это Кушнарев?" Отец заколебался на мгновенье, посмотрел на меня и ответил... Я ручаюсь за точность фразы. Он сказал: "Кушнарев? Не Кушнарев, а Паташон". Понимаете?
- А вы?
- Это же ясно! Кущнарев - не Кушнарев, а Паташон Преступник Паташон. Убийца.
- Однако у него убедительная биография.
- Легенда, а не биография. Которая вся шита белыми нитками. Я никогда, никогда не видел и не слыхал, чтобы он занимался архитектурой или даже высказывал свои суждения. Он такой же архитектор, как вы детский врач.
- Кто же он?
- Профессиональный аферист.
Теперь вокруг них кружил не один, а целый десяток комаров. Мазин отломил ветку погуще и начал обмахиваться.
- Обычно аферисты не склонны нарушать сто вторую и ближайшие к ней статьи.
- То есть убивать?
- Да.
- Мы же не знаем, кого убили и при каких обстоятельствах. Отец не сказал, не успел. Пришла Марина, потом ваш друг.
- Резонно. Все, что вы сказали, резонно.
- Говорите лучше "ты".
- Можно? Спасибо, Валерий! Видишь ли, дорогой, тебе сейчас события яснее кажутся, чем мне Ты не за ботишься о частностях, набрасываешь картину в современной манере, а я реалист, мне нужно, чтоб на лице каждая морщинка была проработана. Натуралист даже Тебе Пикассо, а мне Лактионов. Уловил разницу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49