В конусе света сыпались бесконечные капли.
Марина Калугина, одетая в толстую вязаную кофту, встретила их с подсвечником. Выглядела она озабоченно.
- Ко всему прочему выключили свет. Приходится коротать время в романтическом полумраке. Не возражаете? Тогда раздевайтесь.
На вешалке в прихожей уже собралось много одежды, в том числе две куртки, похожие на куртку Демьяныча. Мазин повесил свою между ними и прошел вслед за женой художника. Она показалась ему совсем молодой.
Свечи усиливали необычное впечатление от большой комнаты. В центре ее находился широкий круглый стол, вернее - обыкновенный дубовый пень с набитыми поверх толстыми, грубо обработанными досками. В стене напротив двери гранитными глыбами был выложен камин. Жарко горели смолистые поленья, отчего в комнате казалось особенно тепло и уютно. Освещали ее с десяток свечей, вставленных в сработанные природой подсвечники - корни и сучья, лишь слегка подправленные рукой мастера. Калугин строго выдержал гостиную в определенном, диковато-охотничьем стиле.
Вдоль стола и поодаль сидели люди, знакомые Мазину. У камина, протянув ноги к огню, расположился Кушнарев. Валерий откупоривал бутылку с грузинским вином. В руках у него вместо штопора был большой охотничий нож. В стороне сидели учительница и бородатый парень-турист с журналом "Юность". От стола их отделяла безголовая медвежья шкура. Положив на колени сжатые в кулаки руки, присел на стул Филипенко, человек лет тридцати пяти. Мускулы плотно подпирали его поношенную гимнастерку, схваченную новеньким офицерским ремнем. Свечи оттеняли лицо с густыми бровями и крупным носом. Под глазами выделялись темные мешки отеков, что не вязалось с прямой, здоровой фигурой. Задержавшись секунду на последнем госте, пасечнике Демьяныче, Мазин понял, что хозяина в комнате нет. Марина, которая успела тем временем два или три раза пересечь гостиную и прикурить от свечи сигарету, откликнулась на его мысль:
- Михаил Михайлович решил, что света недостаточно, и отправился в мастерскую за лампой, которая сломалась полгода назад. Теперь он там возится без толку, а мы ждем.
- Хозяин всегда прав, - возразил Сосновский примирительно.
- Валерий, ты не поторопишь отца?
Тот посмотрел на Марину как-то непонятно и не ответил.
- Я прошу тебя, Валерий.
- Не стоит.
Мазин не понял, что не стоит - просить или идти наверх.
- Позвольте я, с вашего разрешения, побеспокою Михаила Михайловича, предложил пасечник.
- Сделайте одолжение.
- Я пойду к себе, - заявил Валерий и вышел в другую дверь.
Мазин подсел к учительнице.
- Как ваш поиск?
- Самолет лежит в трудном месте, но Олег собирается взобраться по скале.
- Нужно ли рисковать? - спросил Мазин, узнав наконец, как зовут парня в очках. Имя это ему ничего не говорило.
- Нужно, - ответил Олег лаконично.
Демьяныч задерживался. Марина, крутя в тонких пальцах сигарету, поглядывала то на лестницу, откуда должен был появиться Калугин, то на дверь, в которую вышел Валерий. Потом она подошла к этой двери и скрылась за ней. И тут же вернулся пасечник. Он не улыбался, как обычно.
- Михаил Михалычу нехорошо. Где Марина Викторовна?
- Нужно ее позвать, - предложил Сосновский.
- Минуточку. Вы доктор, Игорь Николаевич? Может, посмотрите его...
Мазин бросил недобрый взгляд на Бориса, и они втроем вышли из гостиной. Лестница тянулась вдоль каменной стены. На площадке у двери пасечник остановился.
- Что случилось, Демьяныч?
- Михаил Михалыч скончался.
Это прозвучало негромко и неправдоподобно.
- Умер?!
- Видно, Михаил Михалыч заряжал ружье и произошел выстрел.
Мазин первым вошел в мастерскую. Наверно, днем здесь бывало очень светло, целая стена и часть крыши были стеклянными, но теперь только тусклая свечка выделяла из мрака отдельные предметы обстановки: широкий мольберт с натянутым и загрунтованным холстом и кресло, в котором, свободно откинувшись на спинку, сидел мертвый Калугин. У ног его лежало ружье. Тульское, добротное, с насечкой. Выстрел в упор обжег вельветовую ткань, края рваного отверстия пропитались кровью. Глаза Калугина были полуприкрыты и неподвижны. На чисто выбритом, широкоскулом, очень русском лице застыла неожиданная боль.
Сосновский наклонился.
- Невероятно, чтобы случайный выстрел произошел одновременно из двух стволов.
- Как же вы понимаете? - спросил пасечник.
- Самоубийство? - Борис раздвинутыми пальцами замерил расстояние от мушки до курков, потом прикинул длину руки художника и покачал головой. Он не мог дотянуться до спусковых крючков. Иногда это делают ногами, но Калугин обут, и я не вижу палочки.
Хлопнула дверь позади, и Мазин едва успел поддержать вошедшую Марину. Она замерла, даже не крикнула.
- Марина Викторовна! - попросил Сосновский. - Умоляю вас, будьте мужественной. Вы должны помочь. Милиция доберется не скоро, и убийца может воспользоваться временем...
- Убийца? Временем? Кто это сделал?
- Мы не знаем. Но преступник недалеко. Может быть, здесь, в доме. Когда прозвучал выстрел?
- Я не слышала выстрела.
- А ты, Демьяныч?
- Не слыхал.
- Что за чушь, - нахмурился Борис Михайлович. - Марина Викторовна, соберитесь с силами. Присядьте. Вспомните, пожалуйста, когда Михаил Михайлович пошел в мастерскую?
- Сразу, как только потух свет.
- Кто мог подняться сюда за это время?
- Не знаю. Никто. Каждый. Муж не любит свечи. Считает, что они чадят. - Она еще говорила о погибшем так, будто он был жив. - Поэтому он сказал: "Свечи не зажигай, я налажу лампу". Мы ждали минут пятнадцать. Потом мне стало неудобно держать людей в темноте, и я зажгла свечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49