Послушайте, Рюбецаль-любитель! Моим мальчикам я категорически приказал молчать. — Тойер с поразительной ловкостью отскочил в угол и заговорщицки постучал по стене. — Стены имеют уши, и в темноте их не видно, господин доктор.
— Вы должны рассказать мне подробней. — Зельтманн слегка побледнел и снова опустился на стул.
— Я ничего не должен рассказывать про дело, которое я даже не веду, и вообще, я ничего не могу сказать о том, чего нет! Меня связывают по рукам и ногам! Меня гонят и третируют! Что вы за человек? Мы тут, понимаешь, вытаскиваем горячие угли из огня! Из пылающего жерла ада! А нас связывают по рукам и ногам! Я повторяю свой вопрос и жду ответа: что вы за человек?
Тойер грозно встал перед письменным столом своего посредственного шефа и чувствовал себя гориллой в горах Уганды. А они чувствуют себя сильными и могучими.
— Человек, которому свойственно и ошибаться, — прохрипел Зельтманн, — то есть заблуждаться. И все-таки, мой дорогой Тойер, ваш Хафнер был, господин Тойер, чудовищно пьян. А тот бедный глухой, бедный глухой… и я даже не смог ему сказать, как мы сожалеем о случившемся…
— Лес рубят, щепки летят! — вскричал Тойер. — Тут у нас не Брухзаль! Не лужайка перед виллой. И мы не хор баптистов. Мы бульдоги, свирепые бульдоги! Когда я выскажу вам все, что должен высказать, я пойду в свой кабинет и проработаю там всю ночь. Которую ночь в моей жизни, собственно говоря? Кто считал бессонные ночи криминалиста? Вы? Я? И кто вообще сегодня полицейский?
— Товарищ гражданина, — простонал Зельтманн. — Во всяком случае, вы проводите расследование не по-товарищески, коллега Тойер.
— Возможно, это как раз и хорошо, — Тойер понизил голос, — если тот или иной человек отказывается обручиться со злом. — Он впился глазами в Зельтманна. Потом резко переменил тон. — Подождите, сейчас я все соберу. И большое спасибо за совет насчет витаминов. Как видите, они подействовали! — Комиссар скрылся за краем стола, присев на корточки словно неуклюжая утка, и принялся собирать в корзину разбросанные бумаги.
— Господин Тойер, возможно, я слишком несерьезно отнесся к делу об утопленнике. Международный заговор — вы не могли бы рассказать мне подробней?
Тойер молча продолжал собирать мусор. Лишь спустя целую минуту он снизошел до ответа.
— Нам требуется прочное положение. Без одергивания. С широкими полномочиями. Очень широкими полномочиями, если потребуется… — тут он сделал театральную паузу, — с привлечением Федерального ведомства по уголовным делам и Генерального прокурора. Но это еще не все… Кто знает, возможно, бедный мальчик был бы жив, если бы нам позволили спокойно работать… — При всем своем плутовстве Тойер отругал себя за последнюю фразу.
Зельтманн испуганно глотнул воздуха:
— Пожалуй, я завтра выясню этот вопрос с прокуратурой. К сожалению, я уже проинформировал господина Вернца, что вы, ну, как бы это выразиться, я говорю так своему ребенку… не слишком в курсе… были… ах, Господи. Я позвоню ему завтра. Да, так будет лучше всего, подождите, я вам помогу.
Директор полиции тоже присел на корточки и стал собирать клочки бумаг.
— Когда все будет позади, — устало бормотал он, — я бы хотел провести с вами сеанс медитации, у нейтрального лица, которому мы оба доверяем. Мы оба, мы оба, не только вы, слишком часто разговариваем, находясь под влиянием негативных эмоций, а не сути проблемы. Аспект межличностных отношений важен, но если в нем что-либо не ладится, тогда нужно, как минимум, научиться… господин Тойер, мы оба должны научиться, так сказать, общаться в парадигме содержания. Как партнеры. Я подчеркиваю: партнеры.
Он набирает номер.
— Алло, кто говорит? — раздается в трубке.
Он ничего не говорит, лишь слушает голос, как охотник внимает крикам дичи.
— Кто это, проклятье! У меня номер с определителем, я все выясню и доберусь!
Бедный, настоящий Макферсон. Молодой голос, незначительный, но самоуверенный.
— Я кладу трубку, говнюк!
Он улыбается.
Ильдирим сидела в кубинском ресторане и не понимала, зачем она вообще пришла на эту встречу. Музыку из репертуара «Буэна Виста Соушл Клаб» она уже не могла слышать. Южноамериканская кухня ее не привлекала, тем более в ее пресном варианте, рассчитанном на нежное нёбо европейцев. Но прежде всего ее раздражал партнер — своей самодостаточностью. Он бесперебойно изливал свою информацию о Гейдельберге, и ей оставалось лишь поддакивать.
— Очень интересно также, что университетская библиотека, несмотря на ее типичный для своего времени роскошный портал журнального крыла, построена авангардистским в те годы способом каркасного строительства. По-моему, это очень интересно…
Он наслаждается ленью турчанки. Он полистал пару часов путеводитель; достаточно, чтобы сыграть роль информированного туриста. Нужно нагородить побольше слов, чтобы, будто между прочим, произнести нужную фразу.
Разглагольствуя, он оглядывается по сторонам. Роскошное помещение, разделенное колоннами, вот только пластиковые пальмы подкачали — они неумело опрысканы каким-то нелепым ароматизатором, что должно имитировать запахи Гаваны.
— Прометей, слева от главного входа, как бы направляет дух исследования в нужные пределы…
Ильдирим разглядывала собеседника, все остальное было попросту скучным. Было что-то странное в этом евразийском лице, но что — она не могла точно определить. Нечто похожее на маску смешивалось с весьма живой мимикой, постоянный самоконтроль сочетался с кажущейся непосредственностью.
— … мне особенно нравится.
— Что? — переспросила она. — Кто? Простите, я не расслышала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83