Но, выбираясь из постели, понял, что Хорнунг уехала домой, и это вернуло ему уверенность: он — Тойер. Он не удовлетворил ее, это он запомнил, но ведь усталость взяла свое, а он очень устал, поэтому и заснул под ее ласки. Терзаемый ужасами и совсем голый, он очутился в темном коридоре.
— Тойер?
На другом конце провода раздавалось бульканье и шипение, кто-то сопел.
— Кто там, ребенок? — спросил Тойер. — Я не знаю никакого ребенка!
— Это я, Хафнер, — наконец кое-как выговорил звонивший. — Вы знаете Бабетту, а я Хафнер. Возможно… что я немножко поздно… Я еще не закончил.
— Что? Жрать пиво?
— С этим тоже… — мечтательно согласился комиссар.
— Хафнер, — тихо зарычал Тойер, — что ты хочешь мне сказать? Ты спокойно можешь мне звонить и просто так, когда тебе нечего сказать, но не обязательно в такое время…
— У вас все в порядке? — растерянно спросил молодой человек; он явно забыл, зачем позвонил.
— Типа того, — ответил Тойер, и его голос также прозвучал не слишком уверенно. — У тебя что-нибудь про этого Хюбнера?
— Да! — вскричал Хафнер; он снова был на плаву, океану назло, словно легкая лодка посреди свирепого шторма. — Только что!
— Что — «только что»? — Тойер мурлыкал как кошка, а это всегда предвещало наивысшую опасность в случае промедления.
— Я нашел квартиру Вилли.
— Тогда мы срочно должны идти туда, — услышал старший гаупткомиссар собственные слова, — поскольку там-то и торчит Ратцер. — Он удивился своей решительности.
— Разве нельзя завтра? — в отчаянии спросил Хафнер. — И почему Ратцер? С какой стати он там?
— Утром у нас и так достаточно дел, — сказал Тойер, — к тому же сейчас уже утро, Я скажу Штерну, чтобы он меня захватил. Лейдиг заедет за тобой. Или ты можешь приехать сам?
— Теоретически да, — провыл Хафнер.
— Он заедет. Назови адрес.
— Обер-Рёд, двадцать три.
Тойер наспех записал, но тут же его голос опушился нежнейшими золотыми волосками:
— Это ваш адрес, уважаемый коллега, и мне он знаком. Я имел в виду адрес Вилли.
— Ах, ну да! — Вероятно, Хафнеру стало совсем плохо. — Над винным погребком на Флорингассе.
— Там есть винный погребок?
— Да! Представляете? Прямо сенсация.
Штерн слишком устал, чтобы задавать вопросы. Поэтому Тойер, пока трясся ночью по пустым улицам, думал о желании, владевшем им несколько часов назад, и о том, как оно ускользнуло. Его спугнули мысли совсем о другом — о медвежьей стране и всем прочем; напрасно Хорнунг ласкала его, будто несчастная девушка любимого ловеласа, не отвечающего ей взаимностью. Вот он и заснул, вырубился в разгар усердных и, возможно, отчаянных стараний своей подружки.
В голове что-то сильно стучало. Он решил сходить к врачу.
Без чего-то шесть. Уже чуть угадывалось приближение рассвета, но все уже знали, что снова будет холодно. Штерн и Лёйдиг мерзли как цуцики. Хафнер привалился к стене и не мерз, поскольку требующиеся для этого нервные каналы были блокированы как перевал Сен-Готард в августе.
— Ну, вот и дверь, — бормотал Тойер, — тут должна быть фамилия возле звонка. Твой трубач, видно, балда, раз не сообщил об этом раньше. — Между тем чуть живой Хафнер выдавал пространные мемуары о пережитом.
— Если бы я познакомился с Хюбнером при других обстоятельствах…
— Ты это уже говорил, — перебил его Лейдиг почти с сочувствием. — Скажи-ка, сколько же ты выпил вчера и сегодня, ну так, примерно?
Хафнер только махнул рукой.
— О Господи, — тихо простонал он. — Ой-ой-ой.
— Итак, — сказал Тойер, — у меня ощущение, что Ратцер там, внутри. Это его приватная точка Омеги. Стоит разгадать его нелепые загадки, и все нити сходятся. Пока он студент-неудачник. Мы найдем его, и он почувствует себя важной птицей.
Казалось, его сотрудники были не так в этом убеждены.
— Я могу и ошибаться. — Могучий сыщик обиженно сгорбил плечи. — Естественно, я могу и не попасть в точку. Я ведь Тойер.
— Нельзя ли заняться делом? — простонал Лейдиг. — Я замерз.
Тойер, обеспокоенный нарастающей тяжестью в затылке, поглядел на высокую церковь, видневшуюся в конце улочки.
— Я пойду к врачу, обязательно, — прошептал он. Потом нагнулся к звонкам и вгляделся в надписи. Его подчиненные, наблюдавшие за его действиями, услышали где-то смех.
— На табличке стоит «В.», вот это да! — Комиссар вздохнул. — Нам нужно как-то войти.
Смех раздался снова.
— Смеются где-то поблизости, — сообщил Лейдиг, — подождите… — Он приложил ухо к закрытым ставням безымянного винного погребка. — Да, это тут.
Он постучал в ставни, сначала без успеха. Затем к нему присоединился Штерн. Веселье в погребке было нарушено. Наконец, распахнулась средняя из трех ставен, чуть не задев гудящую голову Хафнера. На улицу высунулся внушительный торс. Запахло так, словно открыли большую бочку с вином, наподобие той, что стоит в Гейдельбергском замке.
— Кто-то хочет схлопотать по роже?
— Вы хозяин? — резко спросил Тойер. — Предъявите разрешение на ночную торговлю.
— Это приватный праздник, и тебя, рожа небритая, это не касается… О, вот оно что, полиция! Минутку, я открываю.
Винный погребок был восхитительным. Помещение средней величины было обшито деревом; в начале восьмидесятых годов тут явно никто не считал, что кабачки нужно приравнять по степени уюта к процедурному кабинету врача-уролога.
Пять старых полуночников, вооруженных наполненными до краев бокалами из прессованного стекла, сидели рядком. Среди них сонный хозяин, угадываемый по полотенцу, торчавшему из кармана брюк, а также Бзби Хюбнер с доброй порцией грушевого шнапса.
При виде веселой компании у Хафнера зашевелилось недоброе предчувствие, будто он заглядывает в свое будущее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83