Все, кроме Хафнера, от души рассмеялись, а он с мрачным видом снова взялся за трубку.
— Постойте-ка, — произнес он с непривычно задумчивым видом. — Тут, рядом с телефоном, ее блокнот. Можно испробовать старый трюк — ведь наверняка они встречаются с Людевигом не у него на вилле. Вероятно, он рассчитывает, что мы ничего не знаем про их связь, а еще опасается, что его старуха ему не доверяет…
— В криминальных боевиках я терпеть не могу некоторые эпизоды, — вздохнул Тойер. — Скажем, когда преступники покупают авиабилеты до Крита и полицейские в развевающихся от бега плащах хватают их прямо у трапа самолета. Но попробовать все-таки придется.
Между тем Хафнер терпеливо водил карандашом по верхнему чистому листку блокнота. Если Крис перед уходом сделала какую-нибудь запись, вырвала листок и захватила его с собой, буквы проявятся в виде негатива. Правда, лишь в том случае, если она оказала сыщикам любезность и писала шариковой ручкой, а еще лучше, если делала это стоя, тогда нажим сильнее.
В конце концов запись действительно проступила, но это были дурацкие псевдокельтские символы и загадочный шифр: Д.Ч.С.10.
— Как удачно, что она привыкла что-то черкать, разговаривая по телефону, — тупо пробормотал Тойер. — Де-Че-Эс-10, что бы это могло означать… Возможно, просто какой-то клиент либо онлайновый номер, по которому она покупает себе трусики… Ладно, пора звонить.
Хафнер по-рыцарски взялся за дело, несмотря на сомнительность процедуры с загадыванием чисел. Правда, толку от его звонка было чуть. Зельтманна на месте не оказалось. Из других коллег, с которыми он говорил, никто не заинтересовался сообщением об отъезде какой-то проститутки. Как ни старался Хафнер втолковать, что проститутка не простая, а, по мнению группы Тойера, та самая преступница, совершившая два убийства… нет, не Плазма… да, конечно, группы Тойера больше нет, но она все-таки существует, то есть они неофициально считают… да, ясно, он и сам как раз неофициально сказал, только ведь это не совсем неофициально… Да, конечно, он сейчас не при исполнении… Позвонить в прокуратуру? Да, логично, в прокуратуру. Разговор завершился не слишком удачной фразой Хафнера:
— Если для тебя вся проблема сводится к выбитой двери, я выставлю еще одну. Тогда у тебя, сволочь, появятся две проблемы — для обеих извилин твоего мозга!
Клокоча от ярости, он закончил разговор и совершенно открыто и без комментариев вынул из кармана джинсовой куртки бутылочку крепкой настойки «Андерберг».
— Дела хуже некуда… — Тойер мрачно поглядел в окно. — Тот Момзен хоть и изрядный говнюк, но я от души желаю ему скорейшего выздоровления. Ведь теперь нам придется говорить с Ильдирим.
— Представляю, что сейчас будет, — с отчаянием сказал Штерн. Но он ошибся.
— Вы четыре задницы, четыре куска дерьма! — проорала Ильдирим и ударила по журнальному столику с такой силой, что подпрыгнули чашки. Хозяин, наливавший в это время кофе, лишь вежливо поинтересовался, хочет ли она молока или сахара.
— Нет, — спокойно ответила Ильдирим, — ни того ни другого. — Но тут же снова пришла в ярость и закричала: — Нет, вы пятеро идиотов! Потому что ты, Тойер, идиот вдвойне!
Идиот вдвойне заметил вопросительные взгляды молодых комиссаров и промямлил, что, мол, все правильно, они на «ты».
— Но толку от этого чуть.
Гневная вспышка Ильдирим длилась примерно четверть часа, пока Бабетта во второй раз не вышла из спальни Тойера, где был спешно наведен порядок. Девочка попросила не кричать так громко, а то ей никак не удается сосредоточиться на примерах по математике.
— Пожалейте ребенка, — взмолился Штерн. — Мы и сами все про себя знаем.
Прокурор горько улыбнулась:
— За какие грехи я связалась с вами? Чем я провинилась? Потому что ем свинину, пью, курю и трахаюсь? За это? Тогда я больше не буду грешить, клянусь, только пусть эти призраки улетят куда-нибудь подальше. Вы еще здесь? Значит, вы не призраки? Так вы хотите, чтобы я сейчас, как последняя дура, отбросила всю прежнюю стратегию следствия и переключилась на поиски этой самой Кильманн? Да еще в субботу, во второй половине дня, когда отвечающий за это начальник полиции куда-то запропастился… В прошлом году, когда мы занимались делом Тернера, я по вашей милости едва не вылетела со службы.
— Да, — вздохнул Тойер, — все верно. Но что нам делать? Как поступить?
— Продолжить поиски Плазмы и найти его; вот это будет дело, — сухо заметила прокурор. — Хоть изредка вы должны соблюдать служебную дисциплину.
— Но Плазма тут ни при чем, — заявил Тойер и сам удивился твердости своего голоса. Наконец-то они посмотрели друг другу в глаза. Как уязвлена, как печальна и полна отчаяния была она, в конечном счете, из-за самой себя. Или ее глаза лишь отразили его взгляд и он увидел в них себя? Может, когда смотришь на любимого человека, ты видишь только себя и поэтому любить по-настоящему невозможно?
— Я люблю тебя, — сказал он и разрыдался.
— Я всегда это знал, — сказал Хафнер и удовлетворенно кивнул. — Мы все за вас переживали.
Штерн улыбнулся и добродушно покачал головой. Лейдиг принес Ильдирим стакан воды. Прокурор сперва покраснела, потом побледнела, затем все ее лицо покрылось пятнами. Гаупткомиссар кое-как унял слезы, и ему стало жутко стыдно.
— Хорнунг снова найдет себе ученого, — утешил его Хафнер. — Такой ей больше подходит. Она может с ним разговаривать.
Тойер, как обычно, пропустил неумышленное оскорбление мимо ушей. Тут же забыл про него и придумал нечто гротескное: гномика, который прячется под софой и все записывает, а у себя дома, под корнями могучего дерева, зачитывает записи другим гномам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93