Мне рассказала повариха, и еще про то, что сестра управляющей, бедняжка, так кричала. Ну и тогда я пошел к хозяйке и рассказал ей, что я его прогнал. Потому что… Я все сказал. — Он опустил глаза.
— Бауэр… — с удовольствием произнес Тойер, когда они остались одни. — Значит, хотел нас перехитрить? И раз я теперь знаю, что он видел парня, в дело снова вступит катаракта… Ладно, придется с ним немножко поговорить. Теперь мы подождем, что нам сообщит Зенф про садовые участки. Где Лейдиг? Надеюсь, не в Шветцингене?
— Вы ведь сами недавно послали его к Магенройтеру. Чтобы он доложил ему о положении дел! — напомнил Хафнер.
Тойер покрылся потом.
— Забыли? Обо всем? — без всякого милосердия спросил Хафнер.
Тойер молча кивнул.
— Я никогда не помню, как ложился в постель, — утешил его коллега. — Это нормально.
Вошел Лейдиг, за ним двигался Магенройтер.
— Меня осенила идея! Как раз когда я рассказал все господину Магенройтеру, меня осенило! У меня идея! — возбужденно заявил Лейдиг.
— Неужели у тебя появилась идея? — лукаво поинтересовался Хафнер.
— Да, именно. — Лейдиг неуверенно взглянул на Магенройтера. — Или все это полная ерунда?
— Мне интересно, как господин Тойер отнесется к вашей идее, — ответил Магенройтер не без грозной нотки в голосе.
— Короче, — сев на стул, начал Лейдиг, — Бабси, эта несчастная спортсменка, называла ведь всех нас, гейдельбержцев, «Беате Вебер», то есть именем нашего бургомистра…
— Я знаю, как зовут нашего бургомистра, — зарычал Тойер. — Что дальше?
— Бабси когда-то изучала политику! Вероятно, оттуда и обрывки воспоминаний… Для Зенфа она не нашла никакого политика, помните?
Хафнер кивнул:
— Для Карлсруэ это типично. Безликий городишка мелких чиновников.
— «Это был черт», — она так сказала, — возможно, Эрвин Тойфель? Возможно, она имела в виду, что преступник был из Швабии?
Тойер встал, сел, прокашлялся и неожиданно громко воскликнул:
— Бауэр ведь шваб!
— Кто такой Бауэр? — спросил Магенройтер. — Впрочем, большое спасибо, господин Лейдиг, что вы мне не сказали, что Эрвин Тойфель премьер-министр.
— Уже недолго ему осталось, — добавил Хафнер. — Его собственные черные скоро его прихлопнут. Извиняюсь, но это так.
И тогда расследование помчалось, будто омнибус со сломанными тормозами на горном склоне Анд. Такое сравнение, достойное завзятого полиглота, пришло в голову Тойеру, и он не мог от него избавиться несколько часов.
Зенф обнаружил взломанный садовый домик, подозрительные признаки борьбы, следы спортивных ботинок возле ежевичной посадки, а фрау Швейгер — в ее двухкомнатной квартире в Виблингене. Тупая как пробка, недавно овдовевшая, она пока еще была готова составить счастье для своего избранника. На этот раз им оказался небезызвестный следствию Бауэр.
Бауэр сидел напротив Тойера с непроницаемым лицом. Хафнер и остальные устроились в разных углах кабинета. В том числе и Магенройтер. Тойер видел их лишь боковым зрением: он сосредоточился на подозреваемом.
— Нам уже известно почти все, господин Бауэр. Мы даже можем не справляться с записями… — Все же Тойер взял несколько распечаток и прочел: «Родился в тысяча девятьсот сорок пятом году в Хейльбронне в семье судетских изгнанников. Профессия — автомеханик. Член НПГ. Бездетный брак. Жена умерла в восемьдесят пятом. Затем повышенная активность в среде правых экстремистов… Переезд в Мангейм в начале девяностых». Вероятно, партийное задание, — поднял Тойер глаза на Бауэра. — Однако такой специалист по конспирации, как вы, разумеется, этого не признает. Возможно, вы поддерживаете контакты с Деккертом? Возможно, с правым блоком в общине Вальдхоф-Мангейм? В любом случае этого достаточно, чтобы заинтересовать следствие. Почему вы, кстати, не служили в бундесвере? Зато вас видели на нелегальных занятиях военно-прикладными видами спорта! И даже пару раз задерживали. Правда, долго вы на тех занятиях не продержались, поскольку вы, якобы нечаянно, ранили в зад южноафриканского студента. Так вас за глупость выбраковали, как пятидесятилетнего идиота?
— Федеративная республика — не государство, — заявил Бауэр. — Так что и армии у нее нет. Германский рейх никогда не переставал существовать. И в военно-медицинских комиссиях всегда были и есть люди, которые придерживаются этого мнения.
— Кто бы сомневался. — Тойер откинулся назад. — Но вас не по этой причине не взяли в армию, а потому, что вы избили до полусмерти гражданина Ливана. Два года условно, переезд в Гейдельберг в середине девяностых. С тех пор вашу жизнь в основном финансирует государство, которого нет.
— Я охотно беру еврейские деньги, — насмешливо заявил Бауэр, — когда при этом не должен пожимать еврею руку.
— Но ведь вы не захотите взять себе в адвокаты Хорста Малера? — Тойер всей душой ненавидел этого грязного прохвоста.
Бауэр молчал, однако упрямства в нем поубавилось. Тойер это заметил.
— Вы провалились по своей глупости, — сказал он, — хотели исправить то, что натворили, но не вышло. На этот раз вы проиграли. Если вы чистосердечно признаетесь, возможно, это произведет хорошее впечатление. Не исключено, что вы пойдете по статье «убийство по неосторожности».
— Всякий нормальный человек будет в шоке, если внезапно увидит, что кто-то разоряет его собственность. Разве нет? — фальшиво скроив лукавую мину, спросил Бауэр.
— Непременно, — подтвердил Тойер. — Даже если это не ваша собственность, а фрау Швейгер.
Бауэр помедлил, открыл рот, закрыл его снова, потом нехотя признался:
— Это сделал я. Цыган забрался в наш сад, в наш садовый домик, сел своей грязной задницей в мое кресло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63