- Какая разница, если ректор все равно умрет, когда все это увидит.
Танечка пробормотала в трубку что-то ласковое и обещающее.
- Ну, как я вам? - спросила Крылова, не отрываясь от своего изображения.
- Как все. Мне надо Анну Семеновну к телефону. Муж спрашивает. Вы здесь побудете или закрывать?
- Я сама её позову. Начальство велели представить под светлые очи.
- Вы так и пойдете? - прыснула Танечка.
- Но вы же все так сидите. А я - пойду, понесу культуру в массы. В какой она аудитории?
- В триста пятнадцатой. Выбросите тогда и шпиц, пожалуйста. А то, действительно, странно, - сказала Танечка и с сожалением вздохнула. Что-то очень интересное сегодня все время крутилось рядом, но никак не складывалось в нормальную сплетню-то звонок, то Мишин. Не работа, а каторга за двадцать долларов. Вот бы в кибитку с хорошим мужиком. Танечка зажмурилась и перестала печатать. Хотелось в степь, в любовь, в страдания. И желательно - без всех этих сумасшедших.
Анна Семеновна чувствовала легкое головокружение. Она чуть не совершила большую - большущую ошибку. Откровенничать с лаборанткой! Которая не понимает намеков, которая в жизни-то умеет складывать только буквы на печатной машинке. Вот до чего доводит дефицит общения. Но - обошлось. Да здравствует диабет! Если бы не он...
Теперь осталось довести до логической точки одно занятие и домой. Подальше от всех.
- Включите свет. Что-то темно, - вдруг приказала она, понимая, что стремительно наступает душный летний вечер. А может быть - солнечное затмение. В такие дни ей всегда было плохо. Как сейчас. Звон в ушах, сухость во рту и мокрые руки, холодный пот, который ощущается везде - даже на внешней стороне костюма, даже на крышке этого зачуханного стола. И звуки становятся ватными, неправдоподобно громкими. И разве сейчас лето? Анна Семеновна пыталась посмотреть на часы. "Как далеко я их ношу. Как это неправильно...Неправильно. И кто шумит на паре? Кто? Нарушать дисциплину..."
- Анна Семеновна, вам плохо?
Плохо. Очень плохо. Что-то вспыхивает и быстро гаснет. Анюта. Анечка. Письмо счастья...
- Вас к телефону. Муж.
- Быстро "Скорую". Быстро, студенты. Бегом.
"Неужели я упала на пол? Как плохо. Мне сделают укол. Вот эта женщина в русском платье. В сарафане. Она пришла
мне помочь. Но почему - не в халате? Вот оно... Надо собраться с силами и словами отогнать видение."
- Должок, - прошептала Анна Семеновна на ухо всем фантомам, что враз окружили её. Должок. Василиса Прекрасная, - потом она вздохнула и спокойно закрыла глаза.
"Скорая" приехала через сорок минут и констатировала смерть. Гипокликемическая кома и слабое сердце. И еще - отсутствие бензина. Обычное дело - просто нищета.
Надежда Викторовна выглядела нелепо. Она сидела на полу и держала голову усопшей на коленях. Атласный, расшитый гладью синий сарафан и шприц, зажатый в руке, делали её похожей на городскую сумасшедшую. Все это было так смешно, что никто не смеялся. Глупые дети богатых родителей, вроде вполне привыкшие к телевизионным показам окровавленного человеческого мяса, сидели тихо, уткнувшись в учебник, пытаясь убедиться, что знание - сила. Но знание почему-то не спасало. Детей снова обманули.
- Это вы делали ей инъекцию? - осведомилась уставшая женщина-врач.
- Нет, - Надежда Викторовна осторожна качнула головой, как будто боялась разбудить спящую.
- В любом случае - вы не виноваты. Даже, если делали. Такое случается - могли перепутать дозировку. Есть тут кто-то главный? Мы не возим трупы, женщина завертелась на месте, призывая союзников-студентов к активным боевым действиям.
- Почему не доложила сразу? - прогремел голос Мишина, очутившегося в эпицентре трагедии через час после случившегося.
Надежда Викторовна смотрела в никуда. И в нарушение субординации молчала. Как немецкий шпион.
- Так, началось, - Мишин удовлетворенно потер руки. - Началось. Что скажете, доктор? Кого задерживать?
Врачица махнула рукой и ответила:" Нас - не стоит. Полно вызовов".
Хорошо. Это, - Мишин указал перстом на изваяние Крыловой, сделанной ею самой под кафедральный арест. - Большой сбор у меня в кабинете. Будем разбираться сами до приезда милиции.
- Какая милиция, - устало заметил фельдшер, выполнявший свои обязанности по разглядыванию юных перепуганных девиц.
- Не вашего ума дело. Выполняйте.
Все сразу засуетились, ожили и принялись отдирать мертвых и полуживых дам друг от друга. Весть о смерти под доской вмиг разлетелась по бывшему общежитию, и в аудиторию то и дело заглядывали разгоряченные довольные паузой в учебном процессе лица студентов.
Под усиленным конвоем, состоявшим из членов студсовета и детей деканата, Надежда Викторовна была препровождена на кафедру и закрыта на ключ. График дежурства у дверей был составлен на полтора дня вперед, преимущество на первоочередные караулы имели лица, закончившие прошлый семестр без троек и не имеющие ни единого пропуска занятий в этом месяце.
Члены кафедры, почти в полном составе, за вычетом естественной убыли собрались в кабинете Мишина.
- Вот так, - глубокомысленно заметил он. - Такие дела. Какие будут предложения? Только попрошу без слез.
- Давайте собирать деньги на похороны, - предложила Инна Константиновна.
- О главном, - Мишин стукнул кулаком по столу и матерно выругался. Про себя. Пропал протокол, погиб на боевом посту наш товарищ.
- Так на похороны... - попыталась вклиниться Танечка и была остановлена презрительной фразой начальника.
- А день рождения ректора будем отменять. Попросим его родиться назад? Как это сочетать - не представляю.
Мишин потер лоб. Нет, он не был черствым человеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109