- Нет, - широко улыбнулся Рубин. - Вам сюда, - он издевательски распахнул дверцу "запорожца", думая что это может меня испугать. Бедный, сказано же. - Свою машину шеф не доверяет даже собственной жене. Вас куда? В милицию сразу? Или заедем по дороге отметим ваш новый подвиг?
Закрыть бы его в этом "запорожце" навсегда. Да, боюсь, двоеперстцы обидятся. Ведь это он, умник, втравил меня в Чаплинского. Как будто знал все заранее. Жаль, что в этой истории он годиться лишь для роли козла извозчика. До академии мы доехали молча и я, проклиная себя за то, что для начала не воспользовалась телефоном, на негнущихся ногах добралась до кафедры. Я открыла дверь, у которой почему-то никто не дежурил и хрипло спросила:" Таня?..."
- Эх, Надежда Викторовна, не Таня. Но все гораздо, гораздо хуже. В тысячу миллионов раз, - сказал Мишин и печально почесал за своим великолепным оттопыренным ухом. - Хорошо, что вы пришли. Теперь нас трое...
Я быстро прикинула возможную естественную убыль кафедры и замерла на пороге с открытым ртом. Если с Танечкой все в порядке, а нас только трое, то...
Неужели Тошкин был прав? И короткие руки Чаплинского все-таки добрались до тщедушной шейки Татьяны Ивановны?
Хорошо, что я не размышляла вслух, иначе бы мой шеф сразу догадался, что с математикой в школе у меня были большие проблемы (из этого грустного факта, в сущности, и росли ноги моего филологического образования). Трое, он сказал трое, а по моему недальновидному разумению, даже при отбытии Заболотной в мир иной нас должно было остаться по меньшей мере четверо, даже с половиной учитывая полуживое состояние Танечки, которое Мишин только что подтвердил.
Да - в тысячу миллионов раз. Все было хуже в тысячу миллионов раз.
- Что? - прошептала я помертвевшими непослушными губами.
- Виталий Николаевич, - скорбно ответил шеф, приобнимая меня за талию по случаю нашей общей невосполнимой утраты. - Он...
- Так и не поставил свою пьесу , - покорно всхлипнула я, со стыдом припоминая, как вылавливала скромного гения в клубе мужчин нетрадиционной ориентации. - Когда? - тихо спросила я, решая быть мужественной и стойкой. Мне предстояло ещё по меньшей мере два раза увидеть притягательную надпись: "Сливятин, я тебя жду", и я готова была это выдержать.
- Да практически только что, - тяжело выдавил из себя шеф, продолжая придерживать свои руки на моем теле, покрытого выходными джинсами от тоже покойного Версаче. - Он здесь, заходите быстрее.
Я невольно отшатнулась. Мишин, видимо считал, что рассматривание трупов в стенах кафедры является моим вторым хобби. На его месте, я не разыскивала бы нервную женщину только для того, чтобы вместе полюбоваться убиенным сотрудником. Странно, по всему виду Мишина - смерть Татьяны Ивановны выглядела вообще как нечто само собой разумеющееся. Может быть, они лежат там вместе, как Ромео и Джульетта. Меня слегка затошнило. В основном ,от итогов чужой любви. Но чем же мешала Чаплинскому безобидный режиссер Виталий Николаевич. Безобидный, и увы, теперь уж навсегда, безызвестный.
- Да, заходите же , - Мишин буквально втолкнул меня в кабинет и резко закрыл за собой дверь. - Вот он - наслаждайтесь.
Для невинно убиенного Виталий Николаевич был слишком сильно смущен и напуган. Но в целом - был очень похож на себя живого. Из отсутствия Татьяны Ивановны я сделала совершенно потрясающий вывод о том, что Виталик и есть тот искомый преступник. Это меняло дело, главное мое отношение к Науму, но однажды чуть не вступив в лужу под названием оговор, я решила мудро промолчать, а потому спросила.
- Что все это значит? Что опять за секреты, перед которыми самочувствие Танечки выглядит так блекло?
К счастью, я уже понимала, почему нас трое, в уголочке у окошка отмалчивалась бледная и напряженная Инна Константиновна. Исходя из мишинского понимания проблемы, она была на нашей стороне.
- Что случилось, спрашиваете вы? - Мишин подкатил глаза и призывая в свидетели потолок, произнес сокраментальную фразу. - Вы все, все хотите меня загнать в гроб, в СГД, к Мараке. Вы все хотите меня скомпрометировать. Но это...
Он был похож на короля Лира из провинциального театра. Немного переигрывал, но тонко чувствовал роль. Обвиняемый (или подозреваемый?) Виталий Николаевич весь подался вперед и, казалось, с наслаждением, внимал грудному, поставленному на плацах и утренних поверках голосу Владимира Сергеевича. Тем более, что горе его выглядело совершенно неподдельным. Я с напряжением ждала развития сюжета, лихорадочно припоминая, когда в последний раз видела Заболотную, и каким боком её могут пришить ко мне, когда Виталий Николаевич предоставит убедительное алиби. Думать о хорошем я почему-то не могла.
- Этот двурушник, отщепенец, оппортунист, соглашатель, сектант, соглядатай, шпион, диверсант, предатель. Троцкий. Горбачев. Иуда, - что же - логический ряд Мишину удался. Его стоило взять на заметку.
- Что случилось, - я позволила себе вмешаться, потому что больше не могла оставаться в неведении.
- У меня просто не поворачивается язык! - заявил шеф.
Боже, неужели Виталий Николаевич показывал свои половые органы в детском саду за деньги? При нынешней жизни, это была пожалуй единственная информация которую я бы не смогла изложить внятно!..
- Он шпионил в пользу кафедры социально - гуманитарных дисциплин, устало сообщила Инна Константиновна и посмотрела на "преступника" с большим пониманием. Ей, видимо, тоже предложили, а она сдуру отказалась. Наверное, шпионила на кого-то другого, а многостаночницей ещё себя не ощущала. С каждой минутой, проведенной в этом коллективе я все больше и больше теряла веру в людей как особей разумных и порядочных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109