За стаканчиком Ратко рассказывает нам о своих проблемах, которые имеют сугубо личный характер и касаются его жены и ребенка. Строго говоря, это вообще не проблемы. Я делаю попытку решить их оптом с помощью банальнейших советов и избитых фраз, чем Ратко, кажется, остается доволен; во всяком случае, он совершенно искренне меня благодарит.
Некоторое время мы говорим о погоде, потом Ратко начинает расспрашивать Бриджит о ее жизни. Ее ответы нейтральны и носят общий характер, и я понимаю, что они адресованы и мне тоже.
Я спрашиваю Бриджит, не хочет ли она вздремнуть, пока мы разговариваем, но она качает головой. Ей нравятся новые люди. Впрочем, в благодарность за мою заботу она целует меня в щеку.
– Вы замечательно смотритесь вместе. Вам надо держаться друг друга, – говорит Ратко. От выпитого он уже слегка захмелел и сделался сентиментальным, но его слова странным образом отвечают моим собственным мыслям, и мое сердце наполняется нежностью к Бриджит. Быть может, характер у нее и не сахар, но она очень мила, ласкова со мной, и второй раз такую вряд ли встретишь.
– Ее лоно как будто создано для материнства, – говорю я.
Бриджит смеется, мы с Ратко тоже улыбаемся.
– Нет, – возражает Ратко, – вам нужно уехать из города куда-нибудь в деревню, на природу.
– Мы могли бы отправиться в Калифорнию, – говорит Бриджит. – Или на Гавайи. В любое место, где много солнца и близко океан.
– Я не против, – говорю я и смотрю на нее, и Бриджит берет меня за руку.
– Какая она, Югославия? – спрашивает она у Ратко, зная, что вопрос доставит ему удовольствие.
– О, это прекрасная страна! Там есть золотые песчаные пляжи, горы, прозрачные реки… Мои родители родом из-под Ниша, где родился Константин Великий.
– Мы могли бы поехать туда, – задумчиво говорит Бриджит.
– Нет, – твердо отвечает Ратко. – Лучше вам ехать в Ирландию.
Словно для того, чтобы подчеркнуть свои слова, он подается вперед и звякает своим стаканом о мой.
– Да, мы могли бы отправиться в Ирландию! – восклицает Бриджит. Похоже, идея Ратко пришлась ей по вкусу.
– Мне казалось, ты хотела поехать туда, где светит солнце, – замечаю я.
– Неужели в Ирландии никогда не бывает солнечной погоды? – говорит она.
Я качаю головой, и Бриджит снова смеется.
– Никогда-никогда? – спрашивает она.
– Никогда, Мышка. Особенно летом, – говорю я. – Как ты думаешь, почему там все время идет война? Это погода виновата. Действует на психику.
Но она не слушает.
– Я бы хотела побывать в Ирландии, – говорит она. – Там мои корни.
Бриджит морщит носик, и на пару секунд ее лицо становится печальным и задумчивым. В эти мгновения она выглядит такой неописуемо прекрасной, что я даже начинаю на нее злиться.
– Попроси Темного, что ему стоит? – говорю я, подпуская в голос капельку яда, но Бриджит не реагирует.
– О да, – соглашается она самым безмятежным тоном. – На будущий год мы обязательно съездим в Ирландию недельки на три. У одного из знакомых Темного в Донеголе есть настоящий замок. Быть может, нам повезет и дождей будет не очень много.
– Вот у нас в Югославии… – говорит Ратко и начинает рассказывать какую-то длинную историю о своей давно покинутой родине. В этой истории, относящейся к середине семидесятых годов, фигурируют маршал Тито и какой-то исследовательский институт, который ищет способ управлять погодой, потому что решающий матч чемпионата мира по футболу сборной Югославии предстояло играть на своем поле. История совершенно дурацкая и к тому же отдает враньем, но мясистое лицо Ратко вздрагивает от сдерживаемого смеха, и к концу рассказа мы с Бриджит тоже хохочем как безумные.
– …И вот, – рассказывает Ратко, – выпал снег, но сборная Югославии победила западных немцев со счетом 2:0. Сразу после игры маршал Тито произвел директора института из полковников в генералы. Увы, югославы слишком любили маршала, и никто не осмелился сказать ему правду, которая была известна всем, кроме него. Так Тито и умер, считая, что в области управления осадками Югославия оставила все страны мира далеко позади…
Ратко ржет так, что его лицо становится багровым. Он уже не может сдерживаться. От смеха у меня на глаза тоже наворачиваются слезы. Бриджит глядит на меня и целует еще раз, а я думаю, что нам действительно следовало бы убежать, уехать куда-нибудь вдвоем. Тут Ратко прав на все сто.
Потом мы опрокидываем еще по одной. Должно быть, с утра Ратко уже успел принять на грудь, потому что он ни с того ни с сего заводит тоскливую сербскую песню о каком-то Вороньем поле.
– Ты тоже спой что-нибудь, Майкл, – просит Бриджит. Петь мне совершенно не хочется, к тому же сейчас не время и не место для песен, но разве я могу ей отказать?
– Ах, Дэнни-бой, зовут волынки, их голос по долам плывет… – старательно вывожу я. Впрочем, после первых двух куплетов я останавливаюсь, не допев песню до конца. Я зол и разочарован. Почему Бриджит никогда меня не слушает? Ведь я совершенно серьезно предлагал ей уехать куда-нибудь вместе. Что нам здесь делать? Что нас ждет?
Продолжая загадочно улыбаться, Бриджит ложится на диванчик, но Ратко чувствует, что мое настроение изменилось, и в свою очередь мрачнеет. Теперь уже я должен как-то его подбодрить. К счастью, я знаю один верный способ.
– Вот ты всегда говоришь, Ратко, что наш Дэнни-Алкаш гений или что-то в этом роде, – начинаю я. – Так вот, сегодня утром я столкнулся с ним в «Макдональдсе», и он отпустил одно любопытное замечание об императоре Валериане…
– Почему здесь так грязно? – перебивает меня Бриджит, садясь на диванчик. Это еще больше действует мне на нервы, и я обиженно замолкаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144