Через минуту-другую она успокоилась и внимательно посмотрела на меня. Под ее взглядом я чувствовал себя очень неловко, и мне захотелось что-то ей сказать.
– Как он? – спросил я.
– В сознании. Его оперировали четыре часа. Четыре часа под ножом! Ему дали наркоз, накачали болеутоляющими, а он все не спит! Это так на него похоже. Все сиделки были просто поражены – они такого еще не видели.
– Да, Лопата крепкий парень, – сказал я.
– Но с троими ему было не справиться, – ответила она.
– Нет.
Некоторое время мы сидели молча. Потом я снова посмотрел на нее:
– Конечно, от слов мало проку, но я надеюсь, что он поправится.
– Зачем Скотчи понадобилось его калечить? Он бы заплатил. Он всегда платил! – воскликнула она.
Теперь я понял, в чем дело. Она думала, что с Лопатой расправился Скотчи, что я лишь помогал ему… Что ж, я не стал ее переубеждать.
– Скотчи думал, что Лопата завалил нашего Энди, – сказал я, решив, что от Скотчи не убудет, если она станет считать виноватым его.
– Но он ничего такого не делал, – грустно возразила она.
– Да, я знаю, – вырвалось у меня.
У нее на щеке синел внушительных размеров синяк – это Скотчи ударил ее рукояткой револьвера. Волосы у миссис Лопаты были короткие, светлые, и это шло ей куда больше, чем нелепый черный парик, который был на ней вчера. Парик был ей совершенно не к лицу…
Мысль, как это часто со мной бывает, самопроизвольно облеклась в слова.
– Вы, случаем, не еврейка? – спросил я.
– Нет. А почему вы спросили?
– Вчера вы были в парике.
– Это он придумал, – объяснила она, ткнув пальцем в дверь палаты за спиной.
– Лопата? – удивился я.
Она кивнула, потом покачала головой.
– Я постригла волосы, а ему не понравилось, и он сказал, что заставит меня носить парик, пока они не отрастут, – объяснила она.
Говорила она серьезно или шутила? Я терялся в догадках. Больничная обстановка к шуткам вроде бы не располагала, и я взглянул на нее повнимательнее. Жена Лопаты показалась мне совсем молодой, она была младше мужа лет на десять. У меня сложилось впечатление, что она принадлежит к иному, более высокому социальному кругу, и я спросил себя, как они встретились, как сошлись… Сейчас я думал, что записной выпивоха Лопата и его сдержанная, мягкая жена не особенно подходят друг другу, но с другой стороны, любовь не разбирает…
– Но почему парик черный? – спросил я. Она рассмеялась:
– Его спросите.
– Он, значит, просто пошел и купил эту штуку? – уточнил я.
– Не знаю, – ответила она и снова засмеялась.
– По-моему, он просто ненормальный, – сказал я. – Без парика вам гораздо лучше.
– Вы так считаете?
– Никаких сомнений.
Она прикусила губу и вздохнула:
– Не понимаю, почему вы с Фергалом слушаетесь Скотчи, ведь он – настоящее чудовище, психопат. Тупость какая-то.
Я и не подозревал, что она знает нас настолько хорошо. Раньше я с ней не встречался, это точно, но, быть может, она видела нас в «Четырех провинциях» или еще где-нибудь. Расспрашивать ее я, однако, не стал, и минуту или две мы сидели молча.
– Пойдем отсюда, – сказала она наконец.
– Я бы рад, только я не знаю, куда идти. Никак не могу найти выход. Я торчу здесь чуть не с самого утра – зашел выписать рецепт, и вот чем все кончилось.
Она слабо улыбнулась.
– Посадите меня в такси, – сказала она.
С этими словами она встала. Я тоже поднялся, и она повела меня к выходу.
– Я слышал, Лопату выпишут не раньше Рождества, – сказал я.
– Кто это сказал?
– Не помню. Кто-то говорил.
– Его выпишут через пару недель. Он крепкий парень и должен скоро поправиться.
– Угу.
Пока мы стояли на улице в ожидании такси, она достала из сумочки золотистую пачку сигарет и предложила одну мне.
– Спасибо, но я пытаюсь бросить, – покачал я головой.
– И давно? – спросила она небрежно.
– Со вчерашнего вечера.
– А я со вчерашнего вечера снова закурила, – призналась она.
Тут я заметил такси и махнул рукой. Машина остановилась, и она села.
– До дому меня проводите?
– Мне вообще-то нужно в центр, – замялся я.
– Проводите меня, – повторила она настойчиво.
Вот так все и получилось. Мы поехали вместе, и поскольку я был при деньгах, в конце я расплатился с таксистом. Потом мы стали подниматься по лестнице, которую я хорошо помнил со вчерашнего вечера. Мне приходилось слышать истории о женщинах-активистках Ирландской республиканской армии, которые заманивают британцев к себе домой, а там их приканчивают боевики. Классическая приманка. Вот почему, пока мы шагали по ступенькам, меня не оставляло ощущение, что рано или поздно мне в лоб упрется ствол револьвера, последуют яростные крики и брань, потом сверкнет огонь, и конец. Даже когда она сняла с меня майку и джинсы, стащила через голову блузку и брюки и отвела в выдержанную в розовых тонах спальню, где стояла широкая кровать, я все еще не был до конца уверен, что это не ловушка.
– Ты очень красивый, – сказала она.
Я спросил, как ее зовут, но она не захотела говорить. Вместо ответа она прижала палец к моим губам в знак того, что сейчас лучше молчать. В словах таилась опасность – они могли напомнить о прошлом и все испортить.
Я привлек ее к себе, обнял. У нее были маленькие груди и гибкое, тонкое тело. Враждебность, которую я заметил в ней вчера, была, по-видимому, лишь реакцией на наше появление; во всяком случае, сейчас она не проявлялась ни в ее поцелуях, ни в прикосновениях и ласках. Бриджит была в постели то деловитой, то страстной, то кокетливой; жена Лопаты, казалось, была до краев полна одним лишь желанием, которое заменяло, подавляло все остальные чувства. Ей нужен был мужчина. И не просто мужчина;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144