– спросил он.
– Порезался, – объяснил я. – Налетел на что-то острое. Болит, сволочь!
– Нада засить рана. Ты ходить враси?
– Нет, – покачал я головой. – Я сам ее забинтовал.
– Ты идить пункта первая помось больниса Син-Люка. Там тебе быстро засить, и никаких вопроси.
– Там, наверное, придется заполнять целую кучу бумажек.
– Мозно назваться фальсивая имя, – посоветовал Саймон с таким видом, словно сам поступал так неоднократно, но, скорее всего, ему кто-то об этом рассказывал, и теперь он решил дать мне хороший совет.
– Спасибо, надо подумать, – вежливо сказал я, хотя прекрасно знал, что никогда не сделаю подобной глупости. Только круглый идиот мог отправиться в пункт первой медицинской помощи с явным огнестрельным ранением, да еще в тот же самый день, когда в городе произошла серьезная перестрелка. Кроме того, я надеялся, что, когда рука заживет, у меня на кисти останется мужественный шрам.
Впрочем, много позднее – дважды преданный, искалеченный физически и морально и вдобавок с пулей калибра 22 в брюхе (думая, что тут-то мне и крышка), – я все-таки сумел побороть сомнения и отправился к одному верному «Син-Люку», а точнее – знакомому греку, который был художником-любителем, записным вруном, а по совместительству доктором.
Но все это было в будущем; сейчас же я мог позволить себе немного покрасоваться.
– Да черт с ним, Саймон, – сказал я. – Рана-то пустяковая, а эти коновалы, того и гляди, по ошибке отхватят всю руку.
Саймон рассмеялся, но я видел, что он старается запомнить слово «коновал», чтобы воспользоваться им при случае.
Я заказал свинину в соусе карри и поджаренный рис, а сам устроился в углу с тремя бульварными газетенками, которые купил по пути. «Таймс» я уже прочел, так что за обедом вполне мог удовлетвориться таблоидами. Обедал я, впрочем, без особого аппетита – просто съел немного свинины с рисом и запил «кокой». Должно быть, на меня сильно действовала жара, а кондиционер над дверью почти не помогал.
– Эй, Саймон, нельзя ли включить эту штуку посильнее? – попросил я, но Саймон не вышел бы из своего пуленепробиваемого укрытия, даже если бы сегодня был День мира во всем мире и его просил об этом сам далай-лама вместе с Папой Римским. В ответ на мою просьбу он только кивнул и продолжил смотреть по своему черно-белому телевизору «Шоу с красками» Боба Росса. Впрочем, роскошный голос Боба помог мне расслабиться.
Прежде чем я успел развернуть газеты, дверь в ресторан снова отворилась, и в зал вошел Фредди, наш местный почтальон. Я знал его довольно хорошо, потому что, когда я приехал в Америку, я обратился к нему насчет устройства в почтовое ведомство, хотя бы на почасовую работу. Из-за разного рода бюрократических штучек это оказалось невозможно, и тогда Фредди помог мне найти работу в баре.
Фредди был крупным негром лет сорока с небольшим; его отличали могучее телосложение (весил он, должно быть, не меньше трехсот фунтов), общительность и почти плакатная жизнерадостность, не изменявшая ему ни при каких обстоятельствах. Даже сегодня он казался веселым и бодрым, хотя при его комплекции жара, несомненно, была для него настоящей мукой.
– Привет, Майкл, – сказал он, пожимая мне руку. – Давненько я тебя не видел.
– Я работал, – сказал я.
– Черт побери, парень, хотел бы я знать, где ты работаешь. Не «У Карла»?
– Нет, Фредди, не «У Карла». Я же тебе говорил… Я работал там всего неделю – мне нужно было как-то перекантоваться, пока я ждал места в Бронксе.
Фредди ухмыльнулся и, заказав яичницу, маринованного цыпленка и блинчики с начинкой, уселся за мой столик. Его почтовая тележка осталась снаружи. Казалось бы, на 125-й улице она не простоит без присмотра и пяти минут, однако еще не было случая, чтобы ее украли.
– Поразительный случай, – сказал Фредди. – Я имею в виду твою работу в том баре… Единственный белый пижон в заведении! Досталось тебе, наверно, а?
– Ну, мне действительно пришлось нелегко, – согласился я. – Но со временем все вошло в колею. Я до сих пор туда заглядываю. Нечасто, правда, но все-таки…
Название «У Карла» носил бар, расположенный восточнее 125-й улицы. Я работал там, пока Скотчи наводил обо мне справки и передавал материалы Лучику для принятия окончательного решения. Бар больше не назывался «У Карла», и я туда теперь и носа не казал, но мне хотелось, чтобы Фредди считал меня крутым завсегдатаем.
Фредди, впрочем, было наплевать, крутой я завсегдатай или не очень. В данный момент его интересовала только еда. Он поглощал ее жадно и увлеченно, что, впрочем, не мешало ему болтать со мной о всякой всячине, главным образом, о спорте. Так мы сидели и разговаривали, пока Фредди не наелся и не сказал, что ему пора идти. Расставаться с ним мне было искренне жаль. От него как будто исходила какая-то добрая сила, и рядом с ним любой человек начинал чувствовать себя увереннее и спокойнее. Забывчивый, ленивый, Фредди вряд ли являл собой идеал почтового служащего, но он был хорошим человеком и к тому же – единственным чернокожим парнем, которого я знал в Нью-Йорке. Спокойный, надежный, он многое знал и во многом разбирался; я, к примеру, был не прочь узнать его мнение кое о чем, но об этом лучше было говорить не при свете дня и не на трезвую голову. Кроме того, после известных событий прошло слишком мало времени, чтобы я мог спокойно их обсуждать.
– Слушай, я, наверное, буду «У Карла» в пятницу вечером. Может, заглянешь? – сказал я, когда Фредди, отдуваясь, поднялся, чтобы уйти.
– Ничего не выйдет. Уж извини. Только в понедельник, а лучше во вторник, – ответил он.
– Ладно, во вторник. Только обязательно, а то я приду, а тебя не будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144