Я поднимаюсь вверх по холму. Идти всего два квартала, но из-за географических вывертов кажется, что пять.
Я сую руку в карман за ключами и сворачиваю на свою 123-ю. Впереди меня заходит в дом Винни-Коновал, громко и сердито разговаривая на ходу с самим собой. В его пакете что-то звякает. На углу, на самом солнцепеке, стоит Дэнни-Алкаш. Опираясь на свою тросточку, он наклоняется вперед и пытается проблеваться, но ничего не выходит – только его лицо багровеет от натуги. Третий представитель белой расы на улице – я. Что я собой представляю?
Да, что?
Ключи, пистолет. Пистолет, ключи.
Нервы ни к черту.
Ключи…
Но замок сломан, и мне приходится долго трясти и дергать дверь. Надо будет сказать Ратко, хотя этот лентяй чинить, конечно, ничего не будет. Зато, мучимый совестью, он пригласит меня к себе и станет угощать мерзкой польской водкой и какими-то сербскими кушаньями, приготовленными его женой, наверное, еще в прошлом году. И все же в моем больном воображении они будут казаться домашней едой.
Что ж, это уже похоже на план.
На дворе девяносто второй год, и сербы понемногу начинают пользоваться дурной славой, но дело пока не зашло слишком далеко. Ратко нальет мне полный стакан прозрачной как слеза и отвратительно-едкой на вкус жидкости, мы выпьем за Гаврилу Принципа, за Тито или за долбаных «Рыцарей Косова», и я закушу бутербродом с холодной сарделькой и салом. Потом мы выпьем еще по стакану, а когда спиртное доведет меня почти до сердечного приступа, я наконец ускользну прочь и, спотыкаясь, стану подниматься к себе на третий этаж.
Но я передумываю.
В подъезде Фредди раскладывает по ящикам почту.
– Привет, Фредди, – говорю я, и мы минуту-другую болтаем о последних спортивных новостях. К счастью, Фредди замечает, что я вымотан донельзя, и быстро меня отпускает. Славный он малый, этот Фредди.
Поднимаюсь по лестнице. Вот и дверь. Снова достаю ключи. Вхожу. В квартире еще жарче, чем на улице. Машинально включаю телевизор. По случайному стечению обстоятельств он подключен к бесплатным кабельным каналам. Переключаю программы, ища что-нибудь знакомое, и в конце концов нахожу передачу о Филе Спекторе и Джоне Ленноне. Йоко Оно внушает раздраженным, патлатым музыкантам какие-то прописные истины о последовательности гитарных аккордов.
Я включаю кран и начинаю наполнять ванну. Из крана течет бурая вода. Я опускаюсь на край ванны и на мгновение представляю, как зазвонит телефон и Лучик зловещим голосом скажет, что Темный срочно хочет меня видеть.
Я вздрагиваю, иду в комнату и снимаю трубку с аппарата. Потом раздеваюсь, залезаю в ванну. Закуриваю сигарету и пытаюсь убедить себя, что никто мне звонить не будет. В конце концов я выбираюсь из ванны, выдергиваю шнур из розетки на стене и, немного подумав, тщательно запираю дверь, достаю револьвер, проверяю механизм и кладу оружие так, чтобы до него можно было легко дотянуться. Потом я снова залезаю в ванну и медленно погружаюсь в воду.
И в забытье…
Бормотание, шепот, церковные гимны… В ризнице на меня набрасываются рои молчаливых насекомых, а я слишком пьян, чтобы сопротивляться. Водка толчками выплескивается у меня изо рта. Я сплю, и мне чудится – я на огромном острове, но под ногами у меня не земля, а спина гигантского морского чудовища. Я даже различаю вдали его огромный бычий глаз; голубые нервы под кожей словно реки, а щупальца – как лес. О господи! Я вылезаю из остывшей ванны и хватаю полотенце.
Немного погодя я включаю телефон, телевизор. Жара и духота с новой силой наваливаются на меня, и я курю одну за другой, пока пепельница не наполняется до краев. К счастью, холодильник работает, и я могу пить водку со льдом. Маленькая, но все же радость. Откинувшись на спинку дивана, я окидываю взглядом обстановку своего жилища.
Позвольте мне описать тот райский уголок, который подыскали для меня Скотчи и Темный. Нет, не то чтобы я был неблагодарной скотиной – ведь они дали мне работу, нашли жилье! С другой стороны, свое содержание я отрабатываю с лихвой. В конце концов, я у них чуть не единственный, у кого в мозгах больше одной извилины. Впрочем, ладно… Сами они, конечно, живут в одном из лучших районов Бронкса, в конце Первой линии, но мне они заявили, будто там нет свободных квартир. Представляете? Так, во всяком случае, сказал Скотчи, а я был настолько наивен, что ему поверил. Нынешняя моя квартирка обходится примерно в пятьсот баксов ежемесячно, и эти деньги, само собой, вычитаются из моего жалованья. Как и стоимость мебели, которую, как впоследствии признался Скотчи, он приобрел на уличной распродаже буквально за гроши.
В моей квартире только одна спальня. Вонь из туалета шибает в нос, стоит только войти в прихожую. Рядом – ванная комната, где стоит ванна на низеньких ножках. Под ванной – свой особый мир с собственной флорой и фауной, которую затруднился бы описать сам Дэвид Аттенборо со всеми ресурсами Би-би-си за спиной. Далее идут коридор и кухня, в которой не то что кошке – мышке негде повернуться. Газовая плита с постоянно гаснущей контрольной лампочкой. На всем – многолетние отложения засохшей жирной грязи. В стенах и за плинтусами глубокие щели.
В гостиной стоит телевизор, подключенный к бесплатным кабельным каналам, и внушительных размеров диван с мохнатой обивкой тошнотворно-желтого цвета.
В спальне поместились футоновый матрасик на полу, шифоньер, стол и стул.
Дневной свет в квартиру почти не попадает. Пыльные окна гостиной глядят в крошечный внутренний дворик, окна спальни выходят на задворки многоэтажных зданий на 122-й улице. Если вылезти на площадку пожарной лестницы (что я часто проделываю), сесть на стул и смотреть вверх, то сквозь бреши в кронах лиственниц можно видеть кусочек неба и – время от времени – пролетающий самолет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144