– Странно, до чего может быть живым воображение. Я знал, что, когда тебе захочется дотронуться до меня, у тебя будет именно такой голос.
– Да, – проговорила она, будто отвечая на вопрос. Его большой палец подобрался к запястью, и пульс забился сильно и упруго, посылая искры до самой груди. – Брэндон… – начала она, но дыхание перехватило, и она не договорила.
Его пальцы мягким манжетом обхватили ее запястье.
– Знаешь, чего я хочу? – сказал он, не поднимая головы, склонившись над ее рукой. – Чтобы ты меня поцеловала.
Он медленно поднимал голову, и она беспомощно смотрела на его рот, на эти твердые изогнутые губы, словно созданные для смеха. И для любви. От воспоминаний у нее сладостно забилось сердце.
Она знала эти губы. Широкие, щедрые и в то же время упругие и сильные, четко очерченные, истинно мужские. Когда они прикасались к ней, она испытывала такое чувство, какого у нее не было никогда.
Вспомнит ли он мои губы? Если я поцелую его сейчас, не разбудит ли этот поцелуй, как мертвую царевну в сказке, его дремлющие воспоминания? Не окажутся ли мечты в конце концов реальностью?
Он ждал, лунный свет окрашивал серебром четкую треугольную выемку на его верхней губе и заставлял блестеть чувственную, выступающую вперед нижнюю губу. Затем, когда губы его слегка раздвинулись, лунный свет, поддразнивая ее, на миг сверкнул на его белых зубах и пропал.
Внезапно Келси почувствовала, будто у нее совсем нет костей и она сделана из одних только эмоций и оголенных нервных окончаний.
Поцеловать его?.. Он не придвинулся ко мне ни на дюйм, он знает, что в этом нет нужды. Он не будет тыкаться носом, на ощупь отыскивать мои губы. Он будет просто ждать, когда я сама поцелую его.
Медленно, словно боясь расплескать наполненный до краев сосуд, она наклонилась к нему, стараясь не дать рвущемуся из нее желанию выплеснуться наружу. Одна, только одна капелька любви. Один, только один раз поцеловать эти ждущие, залитые лунным светом губы…
И она решилась на это. Не пошевелившись, не двинувшись с места, он позволил ей нежно прикоснуться губами к его губам, ответить теплом на его тепло, лаской пролить бальзам на его раны. Келси закрыла глаза и отстранилась от него, чтобы не дать чувству увести ее дальше…
Но, как только она начала отодвигаться, все перемешалось. В один миг из смиренно принимающего милости он сделался хозяином положения. Тихо охнув, обеими руками он взял ее голову и притянул к себе, чтобы, потеряв равновесие, она потеряла и контроль над собой и излила все свое искреннее чувство до конца в его раскрытые губы.
Брэндон прижимал ее голову сильнее и сильнее, ей стало больно, а он торопился испить из нее все, что она прячет, до последней капли.
Она застонала в его открытый рот, а он еще глубже погрузился руками в ее пышную гриву, соединив наконец пальцы на затылке, как будто утверждая свои права. Его язык ворвался в нее, как пламя, и требовал признать его власть.
Келси уже не сопротивлялась. Она всем телом прижалась к нему, подхваченная сладким огнем, зная, как больно он будет жечь, но чары Брэндона были сильнее страха. Можно ли желать большего, чем быть в объятиях мужчины, которого любишь, отвечать жаром на его жар? Наступил момент, когда их пламень слился воедино и поглотил обоих…
– Ну и картинка, скажу я вам.
Услышав этот невероятный, невозможный голос, принадлежащий ее отцу – а это был-таки ее отец, – Келси, как вспугнутый подросток, вырвалась из рук Брэндона.
– Папа!
Крошечной частичкой сознания, которая все еще функционировала в ней, она отметила, что Брэндон моментально окаменел. Она не знала, что сделало его таким скованным. Овладевшее им напряжение нельзя было назвать ни замешательством, ни гневом, ни недовольством. Келси сглотнула слюну и попыталась справиться с сердцебиением.
– Ты что тут делаешь?
– И я тоже люблю тебя, дорогая моя, – проговорил Тим Уиттейкер, притворяясь обиженным. Несмотря на смущение, от Келси не ускользнуло, что «д» в слове «дорогая» чуть-чуть дрогнуло. За долгие годы у нее выработалось умение подмечать подобные детали.
Отец снова запил. После двух недель воздержания, когда она надеялась, что, потрясенный смертью Дугласа, он бросил пить, Тим снова был основательно пьян. Усилием воли Келси остановила едва не брызнувшие слезы и постаралась сосредоточиться. Господи, как от него избавиться? Только бы Брэндон не заметил.
– Приезжаю в гости к любимой дочке – и как меня встречают?!
– Нужно было позвонить, – непослушными, все еще распухшими губами проговорила она. Ей было и жалко его, и злость разбирала. И не только потому, что он выбрал самый неудачный момент для приезда. Келси слишком хорошо знала этот льстивый, ласковый тон. Ему что-то нужно.
Значит, он снова пустился во все тяжкие, играл и, как водится, остался на бобах. Значит, он приехал затем, зачем приезжает всегда: за деньгами. Оставалось надеяться, что у него хватит совести не говорить о своих проблемах при Брэндоне.
Но отец ухмылялся, изображая добрую, лукавую мину. Даже при свете звезд видно было, какой он розовощекий.
– Нужно было позвонить! – рассмеялся он, как будто Келси необычайно оригинально пошутила. – Да. Конечно. Понимаю. Немного не вовремя, а? Но, положа руку на сердце, по-моему, все как раз удачно. Очень приятно узнать, что вы с Брэндоном… такие хорошие друзья. Видишь ли, мне нужна некоторая помощь, и твой друг Брэндон может помочь больше, чем ты, дорогуша.
– Папа, – со всей убедительностью, на какую была способна, проговорила Келси. – Папа! – Она встала, хотя еще не совсем уверенно держалась на ногах. – Может быть, поговорим в моей комнате?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51