Перерождение его личности происходило у нее на глазах… Она знала об этих переменах в Дугласе задолго до меня. Как выразился Фуллер, я слишком много времени провел в джунглях.
Он пытался представить себе, каким образом Келси узнала об этой темной стороне личности Дугласа – страсти копаться в чужих тайнах и жестоко злоупотреблять узнанными секретами. Благодаря тому, что произошло с ее отцом? Или у нее самой есть какие-то собственные тайны?
Но главное, что Келси презирала за это Дугласа. Она не могла притворяться до такой степени, чтобы правдоподобно изобразить это чувство своим голосом. Так же, как раньше, я без труда различаю ложь и правду, когда слышу их из ее уст.
Однако интуиция, по-видимому, выводила его на новые мысли, от которых голова шла кругом.
Если она ненавидела Дугласа, да еще до такой степени, то почему согласилась выйти за него? Только для того, чтобы обеспечить финансовую поддержку отцу? Тут не сходятся концы с концами. Может ли женщина, такая, как Келси, и в самом деле отказаться от собственного счастья ради того, чтобы ее отец имел возможность просаживать деньги на бегах?
Он сжал кулаки и ткнул ими в мягкий матрац. Пора заставить Келси ответить на несколько вопросов. До сих пор я как-то боялся нажимать на нее. Боялся, что она будет по-прежнему лгать. Или что скажет правду. Но теперь я очень ясно понимаю, что так больше не может продолжаться.
Я увлекся ею еще до смерти Дугласа, а сейчас тем более. Но у нас не может быть будущего, если мы не разберемся в прошлом. Оно превратится в беспросветные, тягостные страдания от сомнений, подозрений и обид. Терзания, перемежающиеся, конечно, поцелуями под луной, от которых будет еще тяжелее и неопределеннее.
Нам нужно поговорить. Теперь я достаточно окреп, чтобы добиться от нее правды и самому взглянуть в лицо этой правде. Как только я снова буду видеть…
– Франциска, сделаешь мне одолжение?
Он протянул руку, и она тут же взяла ее.
– Какое хочешь, – сказала она. – Только не подвинуть этот ящик хотя бы на дюйм.
– Скажи Келси, что я прошу ее отвезти меня к врачу.
Экономка смешалась, потом сжала его руку.
– С удовольствием, – проговорила она неожиданно проникновенным голосом.
– Она может не захотеть, – неуверенно сказал Брэндон, не зная наверняка, догадывается ли об их ссоре Франциска. – Сегодня у нее главная встреча с мистером Фарнхэмом, так что у нее, наверно, нет времени…
– Встреча только к концу дня, – нетерпеливо оборвала его Франциска, которой явно понравилась просьба Брэндона. – Вы вернетесь домой задолго до этого времени. О да, я думаю, ее можно уговорить, – весело заключила она. – Мы с Джинни сумеем, нам она не откажет.
Улыбаясь, Брэндон спросил:
– Она тебе нравится, правда?
– Конечно, нравится. – Экономка глубоко вздохнула, как будто разговаривала с маленьким несмышленышем. – Дурачок. Я просто обожаю ее. Все ее обожают, все, кто ее знает. А ты, наверное, первый.
Брэндон затаил дыхание: как жаль, что я не могу заглянуть в глаза Франциски и прочитать в них, на что она намекает!
– Ладно, – осторожно поправилась она. – Не все. Дуглас не обожал. Он хотел жениться это так. Но он был не из тех, кто может обожать, по крайней мере он стал таким за последние годы. – Франциска еще раз вздохнула. – Но кроме него – да, я уверена: все обожают.
Значит, мои чувства к ней видны всем?! Впервые Брэндон почувствовал растерянность, и не только растерянность, но и вину. Дуглас, Фуллер, Франциска… Черт побери, неужели об этом знает вся Калифорния? А я-то думал, что был таким осторожным, таким осмотрительным!
– Скажи мне, – спросил он изменившимся голосом. – Как, ты думаешь, Дуглас относился… к другим людям? Обращал на них внимание?
Франциска долго молчала, и он знал, что она старается найти правильные слова. Она никогда не покривит душой, но постарается донести правду так, чтобы не травмировать его.
– Да, мне кажется, обращал, – медленно произнесла она, по-видимому, запамятовав, что должна быть не в ладах с английским. – Но не так, как ты думаешь. А как охотник, увидевший оленя. Понимаешь? Или как кошка, если у нее вырвать изо рта воробышка.
Франциска накрыла своей теплой ладонью его руку.
– Я знаю, это больно слышать, – ласково сказала она, и Брэндон почувствовал ее пристальный взгляд. – Но ты должен помнить это. Он обращал внимание на других, однако не видел ничего дурного в том, как это делает.
И не успел Брэндон решить, признаться ли, что он ее понял, Франциска вышла. В воцарившейся тишине он ухватился за столбик кровати, внезапно почувствовав, что со всех сторон на него смотрят наполненные ужасом глаза оленей и в каждом углу беспомощно хлопают крыльями воробышки.
Келси продолжала сердиться. Несмотря на то что она была предельно любезна, он все-таки уловил колючие ледышки в ее голосе, когда она позвонила и сказала, что отвезет его к доктору.
И вот теперь, сидя рядом с ним в переполненной приемной доктора Джеймса, она не позволяла себе откинуться на спинку кресла. Она просто взяла журнал и с громким шелестом переворачивала страницы, хотя было ясно, что ее внимание не задерживается ни на едином слове.
Он представил ее себе: длинные волосы ниспадают до середины спины, щекоча напряженный позвоночник. А может быть, они рассыпались по плечам, когда она наклонилась, притворяясь, будто погружена в чтение. Он вцепился в ручку кресла, чтобы преодолеть желание протянуть руку и проверить. Черт бы побрал эти бинты!
К счастью, холодное молчание Келси компенсировалось радостным щебетаньем Джинни, сидевшей по другую от него сторону. Джинни просила, чтобы ее взяли в больницу, и Келси с Брэндоном, обрадовавшись тому, что между ними будет этот жизнерадостный буфер, согласились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51