– Даже на секунду?
– Нет.
Иоланда отважилась на опасный маневр.
– А мадам Вернер?
Секретарша смущенно повторила:
– Мадам Вернер?
Она помолчала, затем произнесла:
– Она умерла.
Возможно, он женился и стал вдовцом за один год? Это счастье-несчастье казалось слишком неожиданным.
– Его жена умерла?
– Его мать. Доктор Вернер не женат. Небо порозовело.
– Скажите доктору, что мадам Жирарден хочет с ним поговорить. Если бы он смог мне позвонить.
– Повторите, пожалуйста, ваше имя. Благодарю вас. Подождите, мадам… Доктор только что вышел из кабинета. Он провожает пациента. Я посмотрю, смогу ли передать ему трубку.
После нескольких мгновений ожидания раздался голос доктора Вернера:
– Алло! Я не верю своим ушам, меня вызывает призрак Парижа.
– Здравствуйте, Жак.
– Вы не забыли мое имя?
– Нет. Я хотела вам сообщить, что я приеду в Берн через несколько дней.
Она никогда не была такой смелой. Он ответил:
– Если вы хотите, чтобы мы встретились, вам следует поторопиться… Я уезжаю в отпуск на пятнадцать дней.
– Когда?
– 12 июля.
– Я приеду раньше.
– Прекрасно. Позвоните мне без колебаний, когда вы будете в Берне…
Она услышала, как Вернер говорил с кем-то вполголоса. По-немецки. Она попыталась пробудить интерес доктора.
– Я рассталась с мужем.
– Меня вызывают по другому телефону. Один из моих пациентов… Когда вы узнаете, в какой гостинице остановитесь, предупредите мою секретаршу. До скорого, может быть.
Она попыталась задержать его:
– Вы мне обещали показать Берн.
– Ох, – воскликнул он. – Это было давно. Мы потеряли время.
– Но вы не были старым мужчиной. Для меня вы всегда будете высоким молодым человеком, немного сутулым, ученым.
Он смягчился.
– Вы говорите приятные вещи. Она добавила, удивляясь самой себе.
– Место свободно?
– Да, но я никогда больше ни с кем не буду связываться. Женщины плохо уживаются со мной. Последняя, очаровательная, очень артистичная, только что покинула меня. Она расписывала пагодами шарфы. И оставила мне расписанную ею шелковую ширму.
– Она была китаянкой? – спросила Иоланда.
– Нет. Здешняя. Тем не менее она рисовала пагоды. А затем уехала с каким-то иностранцем в Женеву. Преподавать живопись.
– В таком случае вы свободны…
– Свободен, я всегда был свободен. И заверяю вас, что навсегда останусь свободным.
– Вы мне сказали однажды, шутя, быть может, что, если я все брошу в Париже, то вы…
– И вы поверили? Ни одна нормальная женщина не верит такому вздору. Никому не удалось меня затащить к чиновнику для регистрации брака. Я не могу больше с вами разговаривать. Позвоните мне, если вы будете здесь. Но насколько я вас знаю, вы измените свои планы двадцать раз до приезда.
– Это все, что вы хотите мне сказать?
– Вы меня заставили ждать очень долго, слишком долго. – Он добавил с нежностью: – До свидания, до скорого, может быть.
Глава 4
МНЕ ПРИШЛОСЬ оправдываться перед очень недовольным банкиром, обвинявшим меня в беспечности.
– Вы не нашли квартиру. Вы не используете ваши сбережения на покупку квартиры, и вы снимаете все накопленные деньги наличными.
К чему говорить о бунте, о желании все сжечь, все бросить, одним махом покончить со своим правилом подчиняться рассудку? Я отделалась от исповедников, у меня не было закадычной подруги, по характеру я не была склонна исповедоваться. Я вежливо ждала, когда он закончит меня распекать.
– Но что вы собираетесь делать с такой суммой наличных денег? Вы не имеете права ни потратить более пяти тысяч франков, ни вывезти эти деньги… А если вы положите их в сейф, они не принесут вам никакого дохода.
На нервной почве я зевала. От нервного напряжения я всегда казалась веселой или сонливой. Эти недостатки я унаследовала от папы, как стремление к соблюдению правил – от мамы. Строго придерживаться правил в браке, то, чего она никогда не могла добиться.
Я чувствовала на себе осуждающий взгляд банкира. Чем больше я нервничала, тем больше казалась вызывающей.
– Я должен вас предостеречь от всякой опрометчивости.
– Я не нуждаюсь в опеке.
Стоило ему подтвердить сказанное, и я бы чихнула семь или восемь раз подряд. Затем я бы ему объяснила, что такое психопатическая аллергия.
– Я вас предупредил, полагаю.
– Да, да, доктор, простите, месье. Правда, спасибо. У окошечка я попросила кассира положить тридцать тысяч франков в отдельный конверт. Я внимательно наблюдала за хрустящими купюрами. Отпуск мамы, мой покой. Огорченная тем, что деньги, с таким трудом заработанные и сэкономленные за столько лет, занимали так мало места, я вышла из банка, прижимая к себе висящую на плече сумку. Чем беднее, тем подозрительнее становишься, когда имеешь немного денег с собой. Я позвонила маме из телефонной будки. Мне не хотелось делать круг через ювелирный магазин, где она работала. Она была дома. Я поднялась на шестой этаж, запыхавшаяся, но счастливая.
– Смотри, что я тебе принесла!
Я размахивала бежевым банковским конвертом, разбухшим от трех пачек купюр, скрепленных лентой.
– Тридцать тысяч франков, мама. Ты можешь пересчитать. Вот. Это твои. Я уеду со спокойной душой в Америку.
Я ждала аплодисментов, умиления, обожания, как маленький ребенок. Мама с невозмутимым видом сказала лишь спасибо. Едва слышно. Ей было стыдно, наверно. Деньги делают стеснительными людей, которые к ним не привыкли. Она смотрела на конверт.
– Куда ты едешь?
– Я должна сообщить о своих планах?
– Не сердись, что я спрашиваю.
– Я достаточно натерпелась с тех пор, как ты родилась. С этим покончено.
Я покачала головой.
– Ты ведешь себя непоследовательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85