– В Венецию?
Я умирала от любопытства. Но цедила слова сквозь зубы, продолжая говорить гадости спокойным голосом. Мне всегда удавалось влиять на Марка интонацией. Он реагировал скорее на звуки, чем на слова. Я могла рычать: «Ты славный», – и он обижался. Или же прошептать: «Ты мерзавец», – и он воодушевлялся. Марку недоставало опыта в общении с женщинами до нашей женитьбы. Я вступила в брак, как военный, который уходит в отставку молодым, в тот момент, когда он испытывает желание все познать.
– Сколько лет типу, с которым твоя мать отправляется в путешествие?
– Не тип, а архитектор сорока трех лет. Я смаковала новость.
– Она делает успехи. Он моложе ее лишь на 15 лет.
– Ну и что? Моя мать потрясающая. Ей не дашь больше сорока пяти. Но ты, ты всегда завидовала маме. Она может расхаживать в бикини без комплекса. Она…
– Она бездельница. Она занимается только собой. Ей не приходится просиживать на работе по восемь часов в день. И она не ведет отвратительный неподвижный образ жизни, как я. Она катается на велосипеде, она плавает, она бегает…
– И правильно делает, – произнес Марк неосторожно.
Изо всех сил я вцепилась ногтями в руку Марка.
– Ты мне делаешь больно. Ты в своем уме?
Он принялся сосать тыльную сторону ладони. Наконец мы оказались перед служащим авиакомпании, который поднял голову и посмотрел вопросительно.
– Я вас слушаю.
– Нет, нет. Вот мой билет…
Марк смотрел на тыльную сторону ладони в замешательстве.
– Сделать со мной такое, ведь я не выношу кошек. Если бы я только мог тебя вздуть. Мне бы стало легче.
– Побить меня?
Служащий проявлял нескрываемое любопытство.
– Чемодан на весы, пожалуйста. И ваши паспорта.
Я ему протянула свой.
– Я еду одна.
Он машинально пролистал паспорт в поисках американской визы, затем выдал мне посадочный талон. Марк зализывал царапину.
– У вас десять килограммов лишних.
– Книги! Если бы вы могли закрыть глаза на это. Я преподаватель. Еду по делам.
Я вытирала нос тыльной стороной ладони. Я чувствовала себя одновременно ничтожной и беспомощной.
– Не плачьте, дамочка, – сказал он. «Дамочка». Он меня прикончил. Я его презирала.
Марк и я, мы были клошарами прогресса, он же судьей со своими весами. Он считал, что Марк выпроваживал меня как можно дальше.
– Излишки веса, – сказал он. – Пусть это будет моим подарком вам. У вас и без того достаточно неприятностей… Если я вас заставлю оплатить их, то понадобится «скорая помощь»…
Я его поблагодарила. Мы были трогательны и смешны. Я шла быстро, Марк следовал за мной. Мы пробирались через плотную толпу. Я должна была подняться к выходу № 2.
– Я поеду с тобой до паспортного контроля.
– Я предпочитаю подняться одна.
Мне было стыдно страдать перед Марком. Я была всего лишь женщиной, затерявшейся в этой наседающей со всех сторон толпе, в которой каждый человек был связан со своей жалкой действительностью той ношей, которую он нес. Я сражалась с нахлынувшими на меня впечатлениями. Я пыталась не поддаваться своей пагубной чувствительности, чтобы не реагировать на чужую скрытую боль. Мне не было дела до их переживаний. Мне не хотелось брать на себя проблемы этих людей, которые с отекшими лицами толкали свои тележки. Ни у ребенка, уснувшего на плече отца, ни у толстой женщины с бородатой собакой, запертой в маленькой портативной клетке, не было права заставить меня расчувствоваться. Меня чуть было не смяла организованная миграция. Шла группа японцев. Они тащили чемоданы на колесиках. Я ждала, пока прекратится этот грохот. Настоящие механические псы.
– Ужасная толпа, – сказал Марк.
У него было отекшее лицо, мешки под глазами от переживания, как мне бы хотелось, но в основном из-за лишнего бокала вина. Я разрушила саму основу нашего брака. Мне хотелось равенства, я не дала ему шанса превзойти меня тем или другим образом. Я спилила сук восхищения, необходимый для продолжительной любви. Я устраивала антипраздники, чтобы отпраздновать антиуспехи. Моя ирония оказалась разрушительным циклоном. Я превратилась в крушительницу грез, а моя язвительная логика принижала достоинства Марка. Я вела себя отвратительно. На нет сводила его планы, считая их несерьезными и несостоятельными, как карточный замок. Вмешивалась в его дела. Мое несуразное детство, жестокое поведение моего отца помешали мне принять без оговорок простое счастье. Чтобы избежать участи мамы, я стала задиристой.
Здесь, в Руасси, пребывая в тревожно-беспокойном состоянии из-за отъезда, я признавала, что на месте Марка мне бы тоже хотелось больше чуткости. Тем не менее мне казалось, что я прилагала усилия. Мне доводилось играть перед ним чувствительную дамочку, саму кротость, дотрагиваясь рукой до его лба и с тревогой осведомляясь о его самочувствии. Я обнаружила, до чего же малым довольствуется мужчина. Достаточно было наигранной страсти, одной порции нежности, нескольких мгновений благотворного молчания, чтобы он заявил растроганный: «Мне очень хорошо с тобой…»
Мы оказались у эскалатора. Я должна была покинуть его.
– Я ухожу, Марк… До свидания. Он кивнул головой.
– Выбрать 1 июля, начало каникул, для отъезда… Самолет будет переполнен. Ты устанешь.
– Не беспокойся…
– Нет, я беспокоюсь. Ты действительно не хочешь, чтобы я проводил тебя до паспортного контроля?
Я взяла свою сумку.
Он попытался меня задержать. Как раз для того, чтобы сказать:
– Было бы лучше, если бы ты попыталась понять меня, Лоранс. Я люблю тебя. Немного ошалел от твоей вспыльчивости, от твоей нетерпимости, но я люблю тебя.
– Ты хочешь меня утешить? Успокоить перед отъездом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85