Затем я заказала творожный кекс.
– У вас хороший аппетит! – заметил он с восхищением.
Пирожное из творога, перемешанного с сахаром, сливками, яичным желтком и черт знает еще с каким искушением, таяло у меня во рту. Я бросила взгляд на счет, который официантка только что положила на стол. И кинулась в наступление:
– Семнадцать долларов, из которых десять у меня в желудке…
– Нет, – сказал он. – Поделим пополам. Выйдя из ресторана, я захотела еще задержаться, каждое мгновение здесь что-то происходило.
– Вас следует уложить в постель, – объявил Бернар с отеческой заботой.
Он остановил такси, я позволила отвезти себя. Подъехав к дому, он расплатился.
– Идемте, вы посмотрите, где я живу. У меня есть виски, фруктовый сок и охлажденная вода. Мы цивилизованные люди. Если вы отказываетесь от физического удовольствия, это – ваше дело, но от бокала виски с апельсиновым соком никто никогда не терял самообладания… Ну, так что же?
Я пошла за ним. Мы пришли к нему. Я заметила несколько книг в гостиной на шаткой полке. Едва он дотронулся до светильника, покосившийся абажур покачнулся и обнажил лампочки. Бернар передвигался по квартире, явно довольный. Он принес мне минеральной воды со льдом. Кура в желудке казалась пудовой гирей. Я находила, что Бернар симпатичный и не очень настойчивый.
– У меня достаточно времени, – сказал он, ласково улыбаясь. – Теряете время вы. Мне стоит лишь позвонить, если мне скучно. А вы?
Он раздвинул диван-кровать, принес откуда-то подушки, одетые в свежие наволочки.
– Я собираюсь спать. Знаете, если вы хотите остаться здесь… Даже ели вы будете спать со мной, как младшая сестра. Если вы хотите принять душ… Самое лучшее, что у меня есть, – это моя ванная комната.
Он показал мне ее.
– Я отделал ее заново, когда переехал сюда. Мой халат справа от вас. Сложенный.
Я скрылась в ванной комнате, ввязалась в борьбу с краном.
– Не могу открыть его. Он слишком тугой.
– Вам помочь?
– Да, с закрытыми глазами.
Он смеялся.
– Ох, уж эти женщины… Я вхожу?
– Да.
Он вошел в ванную комнату, нагнулся над краном, касаясь головой моей груди. Открыл кран, чмокнул в верхнюю часть спины и вышел. Мне надо было лишь повернуть рычаг, чтобы оказаться под сильным тропическим дождем, который меня обволакивал, хлестал, очищал. Я была вне себя от восхищения.
Я крикнула:
– У вас приспособлен сток для такого количества воды?
Он ответил:
– Не беспокойтесь. Мой душ уникален. Не торопитесь.
Ах, до чего же было хорошо. Это длилось очень долго, затем я закрыла кран, надела его халат. Вышла свежей и счастливой.
– Бернар?
Он читал, сидя в кресле.
– Если это вам действительно не мешает, я останусь на ночь здесь… Из-за кондиционера…
Он согласился, невозмутимый.
– Это большое удовольствие. Вы больше не боитесь меня?
– Нет.
– Я приму душ и лягу, согласны?
– Давайте.
– Но я не тороплюсь, – сказал Бернар. – Вы ложитесь.
Устроившись в постели, я смотрела на него с недоумением. Он был очень хитер. Ему хотелось, чтобы я начала конкретный разговор.
– Неделю тому назад я узнала, что мой муж мне изменяет.
Он опустил газету и посмотрел на меня.
– Ведь существует столько женщин, изменяющих своим мужьям. Надо, чтобы время от времени был реванш. Скольких легковерных мужей я знаю. И это только среди моих знакомых. Они здороваются, похлопывают по плечу, приглашают на семейные праздники, словно ничего и не было.
– Какой опыт!
– Да, – сказал он. – В моей жизни были только замужние женщины. Именно с ними меньше всего рискуешь подцепить болезнь… Вы плачете? Почему?
Я не знала, что у меня текли слезы, глаза были, как в огне. Он подал мне пакет с бумажными носовыми платками.
– Если вам изменяет муж, что вам мешает делать то же самое?
– Ничего. Но теория и практика – вещи разные.
– Вы верующая?
– Почему это вас интересует?
– У вас религиозные убеждения.
– Совсем нет. Я просто заторможена. Заржавела от верности.
– Жаль, – сказал он, усаживаясь в кресло. Я с ним говорила почти во сне.
– У вас было много таких женщин… которым хотелось мстить?
– Довольно много. Отомстить для них – это лишь предлог, чтобы освободиться от скованности. «Я изменяю мужу, потому что он мне изменяет. Это он начал». Женщины ищут повод.
– Повод?
– Увы…
– Скажите, вы всегда так спокойны? Он отложил газету.
– У меня очень хороший характер. Я человек сильных страстей. Ну вот в тот самый момент я неукротим.
– Почему у вас нет бельгийского акцента?
– Потому что я наполовину фламандец.
– Тогда у вас должно быть два акцента. У вас только «р», как у Бреля.
– К сожалению, я только этим похож на него…
– Вам хочется меня? Бернар?
– Скорее да. Но я веду себя как настоящий джентльмен.
Мне хотелось, чтобы он немного понервничал. Заставить его немного пострадать. Когда я была студенткой в Нью-Йорке, в нашу компанию затесался психиатр, который работал над диссертацией. Он считал нас легкомысленными. Ему хотелось разбавить подробностями наши исповеди. Мы решили его проучить. Я была самая способная на розыгрыш. Жаловалась на свои комплексы. Он упивался тем, что может воспользоваться моей закомплексованностью. Он жил с матерью на углу Шестьдесят шестой улицы и Медисона. Принял меня, словно ненасытная утроба. Лежа на диване, я разговаривала с ним, пока ему не стало плохо, так я возбудила его своими надуманными фантазиями. С закрытыми глазами рассказывала ему смущающие истории. Сочиняла, дав волю своей фантазии. В критический момент более чем смелого описания я услышала глухой звук, он съехал со своего стула. Упав на пол, он прохрипел:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85