Но попытка похищения не менее серьезное преступление. Лукасу нужно, чтобы ты помогла им, но он помнит по своему визиту в больницу о твоем нежелании разговаривать на эту тему.
– Я не думаю, что ты хочешь раздуть шумиху вокруг этого дела, – резко ответила Фрэнсис. Ее раздражала странная позиция Нормана. С одной стороны, она понимала, что привлечь к ответственности преступников, может быть, было и необходимо, но, с другой стороны, осознавала, что столь поспешное решение было принято мужем под влиянием минутных эмоций. – Фотографии моя и Питера были во всех популярных журналах. Неужели ты хочешь, чтобы снимок твоего сына появился в бульварной газетенке?
Со дня их свадьбы они никогда не говорили о прошлом Фрэнсис. Это был молчаливый договор, заключенный между ними. Они оба знали правду и не нуждались в каких бы то ни было объяснениях. С самого начала Норман считал себя отцом Питера, потому что это устраивало его, точно так же, как это устраивало Фрэнсис. Питер – сын Нормана. Этот вымысел был настолько удачен, что вскоре сам Норман стал верить в него.
– Ты права, – наконец спокойно ответил он. – Я позвоню инспектору Лукасу и скажу ему, что мы предпочитаем забыть о случившемся.
Фрэнсис обратила внимание на употребленное мужем в ответе „мы" и улыбнулась ему.
– Спасибо, – сказала она.
И тут ее поразила неожиданно пришедшая на ум мысль. Если нападавшие были торговцами наркотиками, то возможна их связь с Диего. Он вполне мог организовать это похищение. Но в последний момент что-то или кто-то заставил его изменить планы и выступить в роли спасителя. Такая версия показалась Фрэнсис более чем вероятной.
– Моя дорогая, у них столько денег, в это трудно поверить. Она выписала себе из Афин личного парикмахера, потому что, как она говорит, ее волосы… – с неподдельным восхищением ворковала Мелисса Харвей, а Фрэнсис в ответ вежливо кивала головой, вполуха слушая обрушившийся на нее поток сплетен о хозяевах дома Власосе Каломеропаулосе и его жене Ирине. Грек по национальности, мистер Каломеропаулос был одним из ведущих и богатейших членов и финансистов консервативной партии. И сейчас, с интересом оглядываясь по сторонам и отмечая пышность и богатое убранство дома, Фрэнсис могла поверить в это.
Здесь собрались практически все сторонники партии, но только обещание настоящей, серьезной игры заставило Нормана с радостью принять приглашение. Среди гостей находилось лишь два помощника министра, которые, по слухам, после выборов должны были стать членами кабинета министров, и одним из них был Норман.
– Власос просто конфетка. Я была хорошо знакома с ним перед его женитьбой, – глубоко вздохнув, многозначительно сказала Мелисса Харвей. Затем она на мгновение замолчала, за кем-то наблюдая через плечо Фрэнсис, и, улыбнувшись, тряхнула копной белокурых волос, И уже минуту спустя привлекательная женщина лет сорока, которой предназначалась эта милая улыбка, присоединилась к ним.
– Фрэнсис Феллоус, леди Бромфилд, – представила их Мелисса, и эта претенциозность в обращении взбесила Фрэнсис. Несмотря на то что она прожила в Лондоне довольно долго, она, наверное, никогда не сможет привыкнуть к напыщенной английской вежливости.
– Пожалуйста, называйте меня просто Фрэнсис, – сказала она новой гостье, которая, в свою очередь приветливо улыбнувшись, проговорила:
– А меня Викторией.
Она произнесла это со странным американским акцентом, и у Фрэнсис тут же всплыло в памяти, что как-то в „Дейли мейл" в колонке светских сплетен под заголовком „Прекраснейший нью-йоркский развод – известный промышленный магнат мистер Бромфилд расторгает брак" было помещено соответствующее сообщение. Эту статью Фрэнсис видела еще до того, как Виктория стала женой Джека Бромфилда.
– Я уверена, мы встречались раньше, но никак не могу вас вспомнить, – сказала миссис Бромфилд, и Фрэнсис почувствовала, как у нее от страха начинают подкашиваться ноги. Это ощущение стало столь знакомо ей за последние две недели. – Вы когда-нибудь жили в Нью-Йорке?
– Одиннадцать или двенадцать лет назад, но всего несколько месяцев. Затем я познакомилась со своим мужем и переехала в Англию. До этого я всегда жила в Лос-Анджелесе, – ответила Фрэнсис. Это была выдуманная история о ее прошлом, которую она обычно рассказывала в компаниях новым знакомым. Если, конечно, в этом была необходимость.
– Я никогда не была в Лос-Анджелесе, но могу поклясться, что встречала вас…
– Виктория родом из Аргентины, но вот уже несколько лет живет в Нью-Йорке, – объяснила Мелисса.
– И это уже начинает казаться мне слишком долгим. Мое второе замужество было ошибкой, – рассмеялась Виктория.
– Ни одно замужество не может быть ошибкой, если у тебя есть хороший адвокат, моя дорогая, – назидательно проговорила леди Харвей, и Фрэнсис наконец вспомнила…
Она встречала Викторию в Пунта дель Эсте, в доме Терезы Таннери в тот вечер, когда Диего увез ее к лагуне. Фрэнсис как будто обдало струей холодного воздуха, словно все двери и окна дома разом распахнулись, впуская поток рвущегося внутрь ночного ветра. Сначала Питер задает ей вопрос о своем рождении, затем как снег на голову появляется Диего, и теперь там, где меньше всего могла ожидать она, встречает Викторию Бромфилд. И все это за последние несколько дней.
– Извините, я должна найти Нормана, – внезапно сказала Фрэнсис и, резко повернувшись, стала быстро пробираться сквозь толпу, пока не увидела наконец Нормана, счастливого и довольного, сидящего за игорным столом в окружении других мужчин. Она вытянула сопротивляющегося мужа из-за стола и, отведя в сторону, прошептала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107