Если полиция нападет на след двоих, следивших за убитым, подозрение падет прежде всего на меня.
— Я попытался представить себе связь между обстановкой в комнате и тенью на окне. Эта тень была, несомненно, от Тоды, когда он падал. Ты видел еще одну тень… Но ее, кроме тебя, никто больше не видел.
— Да, мне могут сказать, что это была моя собственная тень, и опровергнуть это я не смогу. — Ёрики с горькой усмешкой прищелкнул языком. — Поистине нам фатально не повезло, что наш объект не видел убийцу. Столько трудов нам стоила стимуляция трупа, и вот она обернулась против нас. Будь у меня хоть малейший мотив для убийства, даже вы могли бы заподозрить меня, сэнсэй, и были бы правы.
— С мотивом тоже беда. Заставить его говорить оказалось не так-то просто…
Я многословно поведал Ёрики, как убитый, это несчастное отражение личности в машине, решительно не пожелал признать себя мертвым и как трудно с ним иметь дело. Ёрики молча выслушал меня, затем тихо сказал:
— Тогда остается только прибегнуть к обману.
— К обману?
— Да. Убедить его, что он еще жив.
16
В общем это нам, кажется, удалось. Убитого — нет, его электронный призрак в машине убедили, что он лежит в госпитале. Он ничего не видит и не чувствует своего тела из-за шока, но он скоро поправится. И когда в нем возбудили чувство мести, он неожиданно заговорил. Мы заставили его говорить, и это был успех. Другой вопрос — насколько это улучшает положение.
(Еще только шесть часов, но небо внезапно потемнело, хлынул проливной дождь. Огромные капли разбиваются о стекла окон. Напряженно, словно сидя на стуле с двумя ножками, я выслушал исповедь машины. Привожу ее здесь.)
«Лучше бы уж я умер. Мне стыдно… Вы понимаете меня?.. В мои-то годы беспардонно волочиться за юбками… Что говорит жена? Нет, теперь она вряд ли простит меня… Видите ли, она никогда не давала мне ни малейшего повода для недовольства. Так оно и было, я говорю вам правду. Теперь эта девушка, Тикако Кондо. Она пела в кабаре, но вы бы никогда не подумали, что она из тех женщин. Застенчивая такая, скромная… Правда, телом она немного не вышла, слишком худая и угловатая. Спросите кого угодно, я никогда не посещал таких заведений, но в тот вечер я сопровождал нашего директора, и вот… Не знаю, почему девушка с таким веселым образом жизни обратила внимания на меня, ничем не примечательного, туповатого пятидесятилетнего мужчину. Ну, естественно, я сразу потерял голову. Она гладила мои щетинистые щеки своими гладенькими пальчиками… Да из одной только благодарности я бы… Нет, этого словами не объяснишь, в общем я совсем одурел… рад был без памяти… Но это вам, наверное, неинтересно… Однако вы должны понять, что это она не только из-за денег. Вы, конечно, не поверите, но это чистая правда. Никогда не пыталась вытянуть из меня деньги. Конечно, я каждый месяц выплачивал ей кое-что, и она была этим вполне довольна. Тело у нее было угловатое, но душа-то прямая и мягкая. Она даже откровенно сказала мне, что полюбить меня не сможет, но что я ей нравлюсь. Редкостная женщина. Ведь я верно говорю?..
А потом я стал подозревать ее. Когда тридцать лет подряд занимаешься финансовыми расчетами, обязательно становишься дотошным и подозрительным. Все время дрожишь, как бы из тебя не стали тянуть деньги, а если не тянут — опять не то! Как-то она слишком уж ровно держалась со мной… А я человек далеко не самоуверенный, вот и перестал ей доверять… Это все равно, как если смотреть в подзорную трубу не с того конца. Ну вот, то да се, и случилось одно происшествие. Вернее, это даже происшествием нельзя назвать, но однажды прихожу я к ней и вижу, что она купила дорогой ковер. Вы, вероятно, его видели, не правда ли? Не такой, чтобы уж сразу бросался в глаза, но при ее средствах, конечно, роскошь. Я финансовый работник, сразу такие вещи примечаю. Но когда узнал, в чем дело, то еще больше поразился. Она сказала, что забеременела и ковер купила в память об этом. У меня в мои годы даже сейчас в груди стеснение, чуть не плачу, когда вспоминаю. У нас с женой детей нет, и это меня совсем ошеломило. Нет, не то чтобы ошеломило, это я неправильно говорю. Просто у меня словно крылья выросли, захотелось бежать и всюду хвастаться, показать себя людям таким, каким меня никто не знает. Мне даже чудилось, будто об этом надо рассказать и жене, которая тогда ничего не подозревала, пусть, мол, порадуется вместе со мной. Что это? Кажется, дождь идет? Слышу… Ну ладно, подождите еще немного, сейчас перейду к самому главному. (Торопится.) Дальше все пошло скверно. Представьте, она говорит мне, что беременна, и это чистая правда. И вдруг я прихожу, а она заявляет, что сегодня сделала аборт. Каково?! Ну ладно, аборт так аборт. В конце концов, честно говоря, я и сам не так уж уверен в своем будущем. Но меня страшно оскорбило то, что она не сочла нужным хотя бы посоветоваться со мной. Я прямо из себя вышел, наговорил ей всякого. Ты-де сама не знала, от кого ребенок, и потому, дескать, боялась рожать. Теперь, дескать, все понятно, понесла от какого-нибудь мерзавца с толстым кошельком и выкачивала из него денежки. А если не так, то откуда у тебя деньги на ковер? Я-де, значит, был только предлогом для шантажа. Она все отрицала, мотая головой, и, наконец, расплакалась. Нет, это не вчера было, вчера мы с нею так и не увиделись. Это было месяца два назад.
В общем я допрашивал ее. Она плакала. Я, конечно, понимал, что не такой она человек, чтобы заниматься шантажом, но как же иначе все объяснить? Она изо всех сил пыталась оправдаться. Но оправдания ее были из рук вон глупыми… Рассказала, что есть, мол, такая больница, где делают аборт да еще семь тысяч иен платят, если беременность не больше трех недель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62