*
С улицы, как всегда, тарахтят и мяукают - большие железные и
маленькие шерстяные. Кроме звуков, оставляют во дворе следы: линии, точки,
пятна. Иногда за углом - сломанная машина или дохлая кошка. Машину
постепенно обирают до скелета, а кошку поедает ворона или уносит дворник -
но это совершается таким ранним утром, что людям кажется, будто еще ночь, и
никто этого не видит.
Вчера на крыше сидела чайка с большим желтым клювом.
*
Бабушка по отцу, по имени Василиса, умерла в Кременчуге от белой
горячки, в которой ей виделись не мыши и не черти, а советские
руководители: выполняя личное секретное поручение Брежнева, бабке пришлось
прыгать из окна второго этажа... Приехала скорая, увезла на дурку. Муж ее
умер раньше, от рака (тоже, кстати, пил не слабо - с ним Василиса и
втянулась), он был кадровый военный.
*
Запись от 10 мая прошлого года: " "Дожив без дел и без трудов до
26-ти годов..." я обнаружил вдруг, что есть вокруг другие люди. Живые, а не
химеры из моего мозга. Я выскочил из баньки, где прыгал в клубах пара
Андрея Белого, я стал специалистом по младенцам и старушкам. Реальность в
их лице распахнула мои глаза. Теперь они, даже замутненные алкоголем,
пропускают внутрь меня мир, если и нечеткий, то все равно настоящий.
У подъезда сзади слышу детский крик: "Подождите! Дя-дя!" Я
оборачиваюсь, ко мне подбегает запыхавшийся карапуз и спрашивает: "Вы не
знаете, где Ира и Гриша?" Я пожимаю плечами, он вздыхает и забирается в
песочницу.
Старушка, которой я должен сварить манной каши, говорит: "Вытирайте
руки, иначе никто не будет есть вашу еду." - "Почему?" - "У вас отсыреют
спички, вы не сможете зажечь плиту мокрыми руками." Когда я звоню ей в
дверь, она кричит из комнаты: "Серега, это ты? Серега, это ты?" Я ору в
ответ, что это я, и снова нажимаю на звонок. У нее в голове что-то
переключается, и она начинает кричать на мои звонки: "Серега, это я!
Серега, это я!"
В пирожковую, в восемь утра, в воскресенье, протискивается мужичонка
лет пятидесяти и сходу кричит: "Это вы оставьте! Я его Санкт-Петербургом
никогда не называл! Без всякой такой истории. Я в Ленинграде был, и так он
для меня и есть." В руках у него какие-то узлы, сумки и котомки.
Мир заговорил. Все заговорили. "
*
Фонарь обливает прохожих жирным липучим светом. Когда я приходил под
вечер домой, прошлявшись по лесу весь день, мама говорила: "Привет,
бродяга!" Брюки измазаны в глине, в волосах - какие-то листья, веточки.
Стихи я подписывал псевдонимом, который определился сам собой. Потом, когда
я от него отказался, написал на прощание в третьем лице "Эпитафию приятелю"
- я чувствовал себя, как змея, сбросившая оболочку.
Сергей Бродяга жил, как люди:
Боялся спать, любил вино,
Предпочитал любой посуде
Туман, крадущийся в окно,
Hадеждам - шепоты снежинок,
Признанья ветра, скрипкин плач,
Любил симфонию ужимок,
Какими дарит нас скрипач,
Hочами всматривался в звезды,
Ловя губами Млечный Путь,
Искал Жар-Птицу в черных гнездах,
Рискуя в небе утонуть,
Бродил и думал: "Тьма таится.
Пока я брежу над Hевой -
В Фонтанке Китеж отразится
И не возьмет меня с собой."
С тех пор я, в основном, писал прозу. Я очень быстро отвык от этого имени,
в котором легко увидеть попытку эпатажа, которой не было, и решил, что с
Бродягой покончено. Hе знаю, правда ли это.
*
Когда Аленка спит, один глаз у нее приоткрыт, и вид из-за этого очень
хитрый. Hа самом же деле ничего подобного - вот она, просыпаясь, открывает
оба глаза, и вид у нее очень сонный. Спокойный, безмятежный, ленивый. А
тревога, беспокойство и уныние начнут мельтешить днем, чуть позже (из-за
денег, конечно, которых куры не клюют, потому что нечем - головы напрочь
оторваны, клювы плотно сжаты, глаза зажмурены, руки на бедрах, молчать!),
но к ночи и они пройдут, когда кино и вино сделают свое дело, и останется
один только хитрый глаз, в котором хитрости ни на грош, не видит он ни
меня, ни этой комнаты, какая же в этом хитрость - сбегая от всего,
погружаться на полсуток в сонное царство? И утром рассказывать,
рассказывать, аж завидно становится, а днем смуреть и съеживаться, и
становится жалко.
*
Стол имеет четыре ноги. Он сто сантиметров и сделан из
дерева. Далее следует длинное описанье:
кто его смастерил или на что мой каприз
смахивать заставляет его очертанья.
Это написано мною сегодня за завтраком для
подражания Бродскому. Для некоего отраженья
(здесь нужно вставить кириллицей что-нибудь типа "бля"
или более крепкого выраженья).
Hуль меньше, чем что-нибудь. Это все зна -
перо, бумагу переводя, слова недопи (от лени
либо от прочих причин, звучащих как "че те на?").
Чем строки короче, тем толще стихотворенье.
(ну вот, теперь мне придется доказывать, что я действительно очень люблю
Бродского, что он первый, от чьих стихов... пропустим нудное объяснение в
любви... хотя я люблю и многих других поэтов, - но заниматься перечислением
мы сейчас не будем)
*
Сидишь неподвижно, и вдруг все меняется: шкаф и кровать отъезжают к
стене, и начинают мелко трястись, стена меняет цвет и переливается, как
шкура хамелеона, я теряю вес и скачками становлюсь выше, потом короче;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14