Когда же он проявит себя как неблагодарное существо, она глубоко огорчается и утверждает, что сердце ее разбито – до тех пор, пока не появится новый меланхоличный молодой человек, что обычно случается недели, примерно, через три.
Я не очень всерьез принимал разбитое сердце Джоан, но видел, что для моей симпатичной сестренки жизнь в деревне – что-то вроде новой игры. Она со рвением начала отвечать на визиты. Мы получали приглашения на чай и бридж, принимали их и, в свою очередь, приглашали к себе.
Для нас это было ново и забавно. И, как я уже сказал, когда пришло первое анонимное письмо, это тоже сначала показалось забавным.
Я разорвал конверт и пару минут только смотрел и смотрел, ничего не понимая. Отдельные слова были вырезаны из какой-то книги и наклеены на листок бумаги.
Текст был крайне вульгарным и выражал мнение автора, что мы с Джоан вовсе не брат и сестра.
– Ну, – спросила Джоан. – Что там?
– Довольно мерзкое анонимное письмо, – ответил я. Я все еще не мог прийти в себя. Человек как-то не ожидает чего-то подобного в тихой заводи Лимстока.
Джоан немедленно заинтересовалась:
– Правда? А что там написано?
В романах, как я обратил внимание, герой никогда не станет показывать жене анонимное письмо, полное всяких гадостей и неприятностей. Предполагается, что женщин следует любой ценой оберегать от того удара, который это могло бы нанести их нежной нервной системе.
Как ни жаль, но должен признаться честно: мне и в голову не пришло скрывать от Джоан это письмо, и я без колебаний протянул его ей.
Мое доверие к стойкости ее характера было вполне оправданным – она не пришла в ужас, скорее это ее позабавило:
– Вот гадость – то! Я столько раз слышала об анонимных письмах, но ни одного еще не видела. Они все такие?
– Не могу сказать, – ответил я. – Для меня это тоже первое.
Джоан вздохнула.
– Ты – таки был прав насчет моей внешности. Джерри. Здешние, наверное, думают, что я должна быть ужасно развращенной особой.
– Это одно, – сказал я, – а потом еще то, что отец у нас был высоким брюнетом, а мама – маленькой голубоглазой блондинкой. Я пошел в отца, а ты – в мать.
Джоан задумчиво кивнула.
– Да, мы не очень похожи. Никто с первого взгляда не сказал бы, что мы – брат и сестра.
– И уж во всяком случае не этот писатель, – с чувством ответил я.
Джоан заметила, что все это, по ее мнению, здорово смешно. Она взяла письмо кончиками пальцев, покачала им и спросила, что мы будем дальше с ним делать.
– Думаю, – ответил я, – что самое правильное – бросить его в огонь, громко выражая при этом свое возмущение.
Буквально так я и сделал под аплодисменты Джоан.
– У тебя это получилось великолепно, – сказала она. – Как на сцене. К счастью, мы еще топим камин.
– Мусорная корзинка была бы далеко не так драматична, – согласился я. – Конечно, можно было бы поджечь письмо спичкой и понемногу присматриваться, как оно горит – или присматриваться, как оно понемногу горит.
– Только, когда хочешь, чтобы что-то загорелось, как на зло не получается, – возразила Джоан. – Никакого эффекта не было бы. Жег бы просто спичку за спичкой.
Она встала и подошла к окну, а потом быстро повернулась ко мне.
– Хотела бы я знать, кто это написал.
– Ну, этого мы никогда не узнаем.
– Да, пожалуй, что так. – Она немного помолчала и добавила:
– Я вот начинаю думать и не знаю – так ли уж это забавно. Знаешь, я думала, что.., что нам здесь рады.
– А нам и рады. Это же писал кто-то, у кого пары шариков не хватает…
– Я тоже так думаю. Фу, мерзость!
Она пошла во двор погреться на солнышке. Я курил свою первую утреннюю сигарету и размышлял о том, что Джоан права. Это действительно была мерзость. Кому-то было не по вкусу, что мы на время приехали сюда, кого-то раздражала светлая, молодая красота Джоан, кто-то умышленно хотел сделать больно. Само собой, что лучше всего было относиться к этому с юмором, но в глубине души я знал, что смешного тут мало.
Перед полуднем пришел доктор Гриффит. Я договорился с ним, что раз в неделю он будет меня осматривать. Оуэн Гриффит мне нравился. Смуглый брюнет, не то, чтобы светский лев, несколько медлительный, но зато руки у него были ловкие и ласковые. Он чуть заикался и был немного застенчив.
Чтобы ободрить меня, он сказал, что мое выздоровление быстро подвигается вперед, однако добавил:
– Как вы себя сегодня чувствуете? Мне только кажется или вы нынче действительно не в своей тарелке?
– Вы угадали, – ответил я. – За завтраком мы получили исключительно гнусное анонимное письмо, так что у меня до сих пор противно во рту.
Он поставил свой чемоданчик. Его узкое смуглое лицо оживилось.
– Хотите сказать, что и вы получили одно из этих писем?
Меня это начало занимать.
– А что – это здесь часто случается?
– Да. С некоторых пор.
– Вот как! – сказал я. – А я-то думал, что мы кому-то помешали просто тем, что чужие здесь.
– Нет, нет, с этим тут нет ничего общего. Это… – Он замолчал, а потом спросил:
– Что там было написано? Хотя… – он внезапно покраснел, – может быть, не надо было спрашивать?
– Охотно вам отвечу. Написано было, что та бабенка, которую я привез с собой, стоит того, чтобы согрешить, но о том, что это моя сестра, и болтать нечего! Это, так сказать, сокращенная версия.
Его смуглое лицо потемнело от гнева еще больше.
– Отвратительно! Ваша сестра.., надеюсь, это не слишком ее расстроило?
– Джоан, – ответил я, – может быть, и похожа на ангелочка с верхушки рождественской елки, но это вполне современная девушка и выдержать может многое. Ей это кажется ужасно смешным. Она еще никогда в жизни ни с чем подобным не сталкивалась.
1 2 3 4 5 6 7 8