.. — Я был ошеломлен. — Но совершенно условный. Ты же ничего не знала про завещание.— Но я знала, Чарлз, — прошептала она.— Что?! — Я непонимающе уставился на Софию. Мне вдруг стало почему-то холодно.— Все это время я знала, что дедушка оставил все деньги мне.— Но откуда?— От самого дедушки. Дней за десять до смерти он вдруг совершенно неожиданно сказал мне: «Я завещал все свое состояние тебе, София. Ты будешь заботиться о семье, когда я умру».Я продолжал неотрывно смотреть на Софию.— Но ты никогда ни словом не обмолвилась мне!— Да. Понимаешь, когда все рассказывали, как дедушка огласил завещание и подписал его... Я решила, что, может, он просто ошибся... Или оговорился... Или если такое завещание действительно существовало, то, может, оно потерялось и никогда не найдется. Я не хотела, чтобы оно нашлось... Я этого боялась.— Боялась? Но почему?— Не знаю. Наверное, из-за убийства...Я снова вспомнил выражение дикого ужаса на лице Бренды. И точно такое же выражение на лице Магды, представляющей себя в роли убийцы. София не могла поддаться подобной слепой панике, так как была слишком разумна для этого, но она отчетливо понимала, что завещание Леонидиса делало ее подозреваемой номер один. И теперь я окончательно понял, чем мотивирован ее отказ обручиться со мной и каковы причины ее настойчивого стремления узнать правду во что бы то ни стало. «Я должна знать правду. Я должна знать !» Я помнил, с какой страстью произнесла девушка эти слова.Мы медленно направились к дому, и вдруг в какое-то мгновение я вспомнил еще кое-что, сказанное Софией в тот вечер.«Думаю, в принципе я способна на убийства, — сказала тогда София. — Но конечно, для убийства у меня должны быть действительно стоящие причины». Глава 22 Из-за живой изгороди навстречу нам вышли Роджер и Клеменси. Просторный твидовый костюм шел Роджеру куда больше строгих туалетов делового мужчины.— Привет! — сказал великан. — Ну наконец-то! Я уже начал думать, что они никогда не арестуют эту мерзавку. Чего они выжидали, непонятно. Ну что ж, теперь она и ее жалкий воздыхатель очутились за решеткой — и, надеюсь, их ждет виселица.Клеменси нахмурилась.— Не будь таким жестоким, Роджер.— Жестоким? Чепуха! Совершено хладнокровное убийство доверчивого беспомощного старика — а когда я выражаю законную радость по поводу поимки преступников, меня называют жестоким. Говорю тебе, я с удовольствием задушил бы эту женщину собственными руками. Она ведь была с вами, когда инспектор Тавернер пришел по ее душу? Ну и как она вела себя?— Это было ужасно, — тихо ответила София. — Бренда чуть с ума не сошла от страха.— Так ей и надо.— Не будь таким мстительным, Роджер, — сказала Клеменси.— У тебя совершенно нет воображения, — полушутя ответил ей муж. — Представь себе, что отравили меня...Я заметил, как дрогнули веки Клеменси и руки судорожно сжались в кулаки.— Не смей говорить такие вещи даже в шутку, — отчеканила она.— Успокойся, дорогая. Скоро мы будем далеко от всего этого.Мы направились к дому. Роджер и София шли впереди, мы с Клеменси чуть отстали.— Полагаю, теперь... нам позволяет уехать? — спросила она.— Вам так не терпится уехать?— У меня больше нет никаких сил.Я удивленно взглянул на нее. Она горько улыбнулась мне и легко кивнула:— Разве вы не понимаете, Чарлз, что все это время я боролась? Отчаянно боролась за свое счастье. И за счастье Роджера. Я так боялась, что родственники убедят его остаться в Англии и нам придется вечно жить среди них, задыхаясь в плену тесных и прочных семейных уз. Я боялась, что София предложит Роджеру часть дохода и он согласится, так как это означало бы комфорт и покой для меня. Беда с Роджером заключается в том, что он никого не слушает. У него в голове постоянно возникают новые идеи — и всегда абсолютно несостоятельные. Роджер ничего не понимает в жизни. И при этом по природе своей он достаточно Леонидис, чтобы считать: счастье женщины заключается в богатстве и комфорте. Но я буду бороться за свое счастье — буду! Я увезу мужа отсюда и научу его вести ту жизнь, для которой он создан и в которой он никогда не почувствует себя неудачником. Я хочу, чтобы Роджер принадлежал мне безраздельно... вдали от всей его родни...Клеменси говорила торопливо, приглушенным голосом, в котором звучали горечь и отчаяние, поразившее меня. До сих пор я не догадывался, что она находится практически на грани нервного срыва. И не догадывался, насколько страстным и собственническим было ее чувство к мужу.Я вспомнил слова Эдит де Хэвилэнд, произнесенные со странной интонацией: «Это чувство граничит с идолопоклонством». Не Клеменси ли она имела в виду?«Больше всех на свете Роджер любил своего отца, — подумал я. — Даже больше своей жены, хоть он и предан ей всей душой».Я впервые понял, насколько сильно желала Клеменси владеть Роджером безраздельно. Он был ее ребенком, кроме того, что был ее мужем и возлюбленным.К дому подъехала машина.— Привет! — сказал я. — А вот и Джозефина!Из машины вышли Джозефина и Магда. У девочки была забинтована голова, но в остальном она выглядела прекрасно.— Как там мои золотые рыбки? — сразу же спросила она и двинулась навстречу нам по направлению к декоративному садику с прудом.— Дорогая моя! — вскричала Магда.— Не суетись, мама, — сказала Джозефина. — Со мной все в порядке. И я терпеть не могу излишней опеки.Магда заколебалась. Я знал, что в действительности Джозефина была готова к выписке уже несколько дней назад и ее держали в госпитале только по просьбе инспектора Тавернера, который не мог гарантировать безопасность девочки до тех пор, пока подозреваемые не окажутся за решеткой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57