Я удивился, но выполнил ее просьбу. По дороге в город мы не разговаривали. Я спросил старую леди, где ее высадить.— На Харлей-стрит.В моем уме забрезжила некая смутная догадка, но мне не хотелось ни о чем спрашивать.— Впрочем, нет, еще слишком рано, — сказала тетя Эдит. — Высадите меня у «Дебенкама». Я перекушу там и потом пройдусь пешком до Харлей-стрит.— Надеюсь... — начал было я и остановился.— Именно поэтому я и не хотела ехать с Магдой. Она всегда драматизирует ситуацию. Поднимает страшный шум по любому поводу.— Мне очень жаль, — сказал я.— Это лишнее. Я прожила хорошую жизнь. Очень хорошую. — Неожиданно старая леди усмехнулась: — И она еще не кончилась. Глава 23 Я не видел отца уже несколько дней. Застав его за делами, не имеющими отношения к Леонидисам, я отправился на поиски Тавернера.Инспектор выразил желание выйти со мной пропустить по стаканчику. Я поздравил его с успешным завершением дела; поздравления он принял, но вид у него при этом был далеко не победоносный.— Что ж, все кончено, — сказал Тавернер. — Дело закрыто. И никто не посмеет отрицать этого.— Как вы думаете, обвинительный приговор будет вынесен?— Трудно сказать. Прямых улик нет... Как часто бывает в делах об убийствах. Многое зависит от того, какое впечатление обвиняемые произведут на присяжных.— А насколько серьезно содержание писем?— На первый взгляд просто убийственно. Сплошные разговоры о сладкой совместной жизни, которая ждет любовников после смерти старого мужа Бренды. Фразы типа «Теперь осталось недолго ждать». Не забывай, защита будет трактовать все это иначе: мол, муж был уже так стар, что молодые люди с полным основанием могли ожидать его естественной смерти. Впрямую об отравлении в письмах не говорится, но есть некоторые пассажи, которые можно понять вполне однозначно. Все зависит от того, кто будет судействовать. Если старый Карберри — то он живо разберется с любовниками: страшно добродетелен. Защищать обвиняемых будет, вероятно, Иглз или Хэмфри Керр. Хэмфри великолепно ведет подобные дела, но для успеха ему обязательно подавай блестящего героя войны или что-нибудь вроде этого. А человек, уклонившийся от воинской службы, несколько смажет ему картину. Но главное для обвиняемых — понравиться присяжным. С присяжными никогда не угадаешь. Но знаешь, Чарлз, эти двое определенно возбуждают симпатию и жалость. Бренда — миловидная молодая женщина, бывшая замужем за глубоким стариком; Лоуренс — невротик, освобожденный от службы в армии. Само преступление настолько традиционно, настолько соответствует некоей избитой схеме, что невольно начинаешь верить в невиновность подозреваемых. Конечно, суд может решить, что старика отравил Лоуренс без ведома Бренды или она без ведома любовника — но может и обвинить их в сговоре.— А что вы сами думаете по этому поводу? — спросил я.Лицо Тавернера осталось совершенно бесстрастным.— А я ничего не думаю. Я собрал факты и отправил дело в прокуратуру, где уже и были сделаны все выводы. Я исполнил свои обязанности, а остальное меня не касается. Вот и все, Чарлз.Да, нет, не все. Тавернер определенно был не очень счастлив.И только три дня спустя я завел разговор на эту тему с отцом. Сам он о деле Леонидисов не упоминал. В наших отношениях возникла некоторая напряженность — и мне казалось, я догадываюсь о ее причинах. Но мне было необходимо разрушить возникшую между нами преграду.— Нужно назвать вещи своими именами, — сказал я. — Тавернер не верит, что старика убили эти двое, — и ты тоже не веришь в это.Отец покачал головой и повторил слова Тавернера:— Мы свое дело сделали. Остальное решит суд. И никаких вопросов здесь быть не может.— Но вы-то с Тавернером не считаете их виновными?— Это решать присяжным.— Бога ради, не заговаривай мне зубы! Я спрашиваю, что лично ты думаешь по этому поводу?— Мое личное суждение не отличается от твоего, Чарлз.— Нет, отличается. Я более осведомлен.— В таком случае, буду откровенен: я просто... не знаю!— Они могут быть виновными?— О да!— Но ты в их виновности не уверен?Отец пожал плечами.— Не уклоняйся от ответа, па. Прежде ты был уверен? Не сомневался?— В общем, да. Не всегда, правда.— Я молю небо, чтобы ты оставался уверенным и сейчас.— Я тоже.Мы помолчали. Я думал о двух призрачных фигурах, выплывающих в сумерках из парка. Одинокие испуганные люди. Они были испуганы с самого начала. Разве это не является признаком нечистой совести? Но тут же я ответил сам себе: «Совсем не обязательно». Оба они, и Бренда, и Лоуренс, боялись самой жизни — у них не было уверенности в себе; а тут еще они оказались участниками традиционной истории незаконной любви, разрешившейся убийством старого мужа.— Ну-ну, Чарлз, — заговорил отец мягким грустным голосом. — Нужно смириться с ситуацией. Неужели ты до сих пор допускаешь возможность, что в действительности преступником является кто-то из Леонидисов?— Я ни в чем не уверен, — ответил я. — Все как-то запутано и неясно. Но у меня ощущение... в целом... что все они пытаются закрыть глаза на правду.Отец кивнул.— Все, кроме Роджера, — добавил я. — Роджер безоговорочно верит в виновность Бренды и страстно желает увидеть ее повешенной. С Роджером легко общаться: он очень прост, прям и не держит никаких задних мыслей. Но остальные Леонидисы явно чувствуют себя виноватыми... Все они беспокоятся, чтобы обеспечить Бренде возможно лучшую защиту на суде... Дать ей возможность воспользоваться любым шансом... Почему?— Потому что в глубине души они по-настоящему не верят в виновность Бренды? Что ж, звучит логично. — Отец помолчал и спокойно спросил: — А кто же все-таки мог это сделать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57