Эркюль Пуаро – 28


Оригинал: Agatha Christie, “The Labours Of Hercules”, 1947
Аннотация
Обаятельный и проницательный Эркюль раскрывает двенадцать труднейших дел наподобие того, как когда-то Геракл совершил двенадцать подвигов.
Агата Кристи
ПОДВИГИ ГЕРАКЛА
Пролог
В квартире Эркюля Пуаро все было очень современно.
Дверные и оконные ручки и шпингалеты сверкали хромом, а кресла, хотя и отменно мягкие, отличались строгостью форм.
В одном из этих кресел чинно восседал — аккуратно расположившись точно в центре — Эркюль Пуаро. Напротив него, в другом кресле, сидел профессор Бертон из колледжа Всех скорбящих Оксфордского университета, с наслаждением потягивая «Шато Мутон-Ротшильд» из запасов Пуаро. Кому-кому, а профессору Бертону аккуратность была совершенно несвойственна. Пухлый, с румяной добродушной физиономией под копной седых волос, он то и дело басовито похохатывал и имел обыкновение посыпать все вокруг пеплом: никакие пепельницы, которые ему старательно подсовывал Пуаро, не помогали.
— Скажите на милость, — приставал он к Пуаро, — почему Геракл?
— Вы имеете в виду имя, данное мне при крещении?
— Ну, для крестного имени оно, пожалуй, чересчур языческое, — последовал ответ, — но я не о том. С чего вдруг такая экзотика? Отцовская фантазия? Материнский каприз? Семейная традиция? Ведь если я не ошибаюсь — память у меня не та, что прежде, — у вас был еще брат по имени Ахилл?
Пуаро, напрягшись, вспомнил историю появления на свет Ахилла Пуаро. Даже не верится, что все это было на самом деле…
— Был, но недолго, — любезно пояснил он.
Профессор Бертон тактично сменил тему.
— Людям следовало бы более тщательно выбирать детям имена, — заявил он, размышляя вслух. — Вот одну из моих крестниц назвали Бланш — а она черна, как цыганка! Другую окрестили Дердре, в честь Скорбной Дердре — веселее человека я в жизни не видел! А уж Пейшенс — ее бы Нетерпением назвать, и дело с концом! А Диана — ну, Диана… — Старый античник содрогнулся. — В ней уже двенадцать стоунов, а девочке всего пятнадцать! Родители говорят, что это детская пухлость, но мне так что-то не кажется. Ничего себе Диана! Они хотели назвать ее Еленой, но тут уж я стал стеной. Елена Прекрасная при таких-то папе с мамой! Да и бабушка у нее, если на то пошло, далеко не красавица. Я едва голос не сорвал, пытаясь их уговорить на Марту или Кэтрин, но куда там! Чудаки эти родители…Пухлое лицо профессора сморщилось от смеха.
Пуаро испытующе смотрел на него.
— Представляю себе одну фантастическую беседу…
Сидят ваша матушка и покойная миссис Холмс, шьют или вяжут всякие распашонки и советуются:
— Ахилл, Геракл, Шерлок, Майкрофт…
Восторг собеседника нимало не тронул Пуаро.
— Насколько я понимаю, вы намекаете, что я своим внешним видом не слишком напоминаю Геракла?
Профессор Бертон окинул взглядом маленькую аккуратную фигурку Пуаро, затянутую в полосатые брюки, и черный пиджак, и щегольской галстук-бабочку, не упустив ни лакированных ботинок, ни яйцевидной головы, ни огромных усов.
— По правде сказать, Пуаро, нисколько не напоминаете. Думаю, — добавил Бертон, — вам не довелось изучать классические языки?
— Не довелось.
— А жаль. Вы много потеряли. Будь моя воля, их бы изучал каждый.
— Eh bien, я прекрасно обошелся без них, — пожал плечами Пуаро.
— Обошелся! Подумать только! Дело же совсем не в этом. Классическое образование — не лестница к немедленному успеху, это же не заочные бухгалтерские курсы!
Тут речь идет не о работе, а о досуге. Сами посудите. С годами все больше хочется отойти от дел, пожить в свое удовольствие — и что вы будете делать в свободное время?
У Пуаро уже был готов ответ.
— Я собираюсь всерьез заняться разведением кабачков.
— Кабачков? — ошеломленно пробормотал Бертон. — Этой пресной водянистой гадости?
— В том-то и дело, — воодушевился Пуаро. — Им вовсе не обязательно быть пресными.
— Ну да — если их посыпать сыром или луком или полить белым соусом…
— Нет-нет, я говорю о другом. Я попробую исправить вкус самих кабачков. Им можно придать такой букет…полуприкрыв глаза, облизнулся Пуаро.
— О чем вы, дружище, это же не кларет. — При слове «букет» профессор Бертон вспомнил о своем бокале и, смакуя, прихлебнул из него. — Прекрасное вино, давно такого не пробовал. — Он одобрительно покачал головой. — Но насчет кабачков — это ведь была шутка? Вы же не собираетесь, — на лице профессора отразился ужас, — согнувшись в три погибели, вилами разбрасывать на грядках навоз или подкармливать эти ваши кабачки с помощью шерстяных жгутов, смоченных в какой-то дряни?
— Похоже, вы настоящий специалист по кабачкам, — удивился Пуаро.
— Видел, как над ними колдуют садовники, когда ездил за город. Нет, Пуаро, я серьезно, ну что это за хобби! То ли дело, — голос профессора стал мягким и вкрадчивым, — кресло у камина в длинной комнате с низкими потолками, уставленной книгами, — непременно в длинной, никоим образом не квадратной. На столе перед вами бокал портвейна, а в руках — открытая книга. Время отступает, когда вы читаете. — Он звучно что-то продекламировал и тут же перевел:
Кормщик таким же искусством по бурному черному понту
Легкий правит корабль, игралищс буйного ветра…
— Правда, истинный дух греческого оригинала вы все равно не ощутите.
В своем воодушевлении он, казалось, забыл о Пуаро.
А тот, глядя на него, вдруг почувствовал что-то вроде угрызений совести. Быть может, он и впрямь лишил себя чего-то важного, неведомого духовного богатства? Горечь и досада овладели им. Да, давным-давно надо было заняться классическими языками… Теперь, увы, уже не наверстать…
Его грустные размышления прервал профессор Бертон:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11