Еще я покупаю скромное количество карандашей – всего два. К счастью, карандаши не так темпераментны, и хотя они и обладают способностью тихо исчезать, но у меня всегда под рукой есть резерв. В конце концов, для чего нужен архитектор, как не для того, чтобы занимать у него карандаши?
Следующая покупка – это четверо наручных часов. Пустыня к часам неласкова. Проведя там несколько недель, ваши часы бросают размеренную ежедневную работу. Время – заявляют они – это всего лишь образ мыслей. Затем они выбирают – или начать останавливаться минут на двадцать раз восемь-девять в день, или же нестись без разбору вперед. Иногда они в смущении кидаются от одного варианта к другому. В конце концов они просто останавливаются. Тогда вы переходите к часам № 2 и так далее. Еще я покупаю двое часов по четыре фунта шесть шиллингов в предвидении того момента, когда муж скажет мне: «Не одолжишь ли ты мне часы для формена?».
Наши арабы-формены, как бы хороши они ни были, обладают, можно назвать это, тяжелой рукой в отношении любых часовых механизмов. Определение времени уже требует от них большого умственного напряжения. Можно наблюдать, как они, деловито держа вверх ногами большие часы с круглым, как лунный диск, циферблатом, упорно смотрят на них, до боли напрягая внимание, и получают неверный результат! Заводят они эти сокровища так энергично и старательно, что не многие пружины способны вынести этот натиск!
Поэтому к концу сезона оказывается, что часы всех членов экспедиции принесены одни за другими в жертву. Мои двое часов по четыре фунта шесть шиллингов – это способ отодвинуть этот злосчастный день.
Складываем вещи!
Есть несколько школ того, как складывать вещи. Есть люди, которые начинают паковаться за неделю и даже за две до отъезда. Есть люди, которые скидывают в кучку несколько предметов за полчаса до отъезда. Есть любители паковать аккуратно, ненасытные потребители мягкой упаковочной бумаги. Есть те, кто презирает бумагу и просто кидает вещи в чемодан и надеется на лучшее! Есть те, кто забывает взять с собой практически все, что им нужно! И есть те, кто берет с собой массу вещей, которые им никогда не понадобятся!
Одно можно с уверенностью утверждать, когда пакуется археолог. Он пакует, главным образом, книги. Какие книги взять, какие книги возможно взять, для каких книг есть место, какие книги можно (с агонией) оставить. Я твердо убеждена, что все археологи собирают вещи так: они решают, какое максимальное число чемоданов многострадальная Компания Wagon Lit[3] разрешит взять. Затем они до краев набивают эти чемоданы книгами. После чего они неохотно вынимают несколько книг и заполняют образовавшееся место рубашками, пижамами, носками и т. д.
Я заглядываю в комнату Макса, и у меня создается впечатление, что весь ее объем забит книгами! В щелку между книгами видно озабоченное лицо Макса.
«Как ты думаешь, – спрашивает он, – хватит мне места для них?»
Отрицательный ответ настолько очевиден, что кажется просто жестоким произнести его вслух.
В четыре тридцать по полудню он входит ко мне в комнату и с надеждой спрашивает: «В твоих чемоданах не найдется места?»
Долгий опыт должен бы подсказать мне, что надо твердо ответить «нет», но я медлю, и тотчас рок обрушивается на меня.
«Не можешь ли положить одну-две вещи?»
«Это не книги?»
Макс смотрит слегка удивленно и говорит: «Конечно, книги, что же еще?»
Он подходит и запихивает два огромных тома поверх костюма Жены Строителя Империи, который роскошно располагался поверх всего в чемодане.
Я издаю вопль протеста, но поздно.
«Глупости, – говорит Макс, – масса места», – и давит на крышку, которая яростно сопротивляется.
«Он и сейчас еще не полон на самом деле», – оптимистически заявляет Макс.
К счастью, его внимание отвлекает льняное платье с рисунком, лежащее в другом чемодане.
«Что это?»
Я отвечаю, что платье.
«Занятно, – говорит Макс. – У него сверху вниз по всему переду символы плодородия».
Одна из самых неприятных сторон брака с археологом – это то, что он как эксперт знает происхождение любого, самого безобидного на вид орнамента!
В пять тридцать Макс между прочим замечает, что, пожалуй, ему надо сходить купить кое-что из вещей – рубашки, носки и прочее. Через три четверти часа он возвращается, возмущенный, так как магазины закрылись в шесть. Когда я говорю, что это всегда так, он отвечает, что никогда раньше не замечал этого.
Теперь, заявляет он, у него не осталось никаких других дел, кроме как «навести порядок в бумагах».
В одиннадцать вечера я ухожу спать, оставляя Макса за его столом (на котором под угрозой самых страшных кар запрещено наводить порядок или вытирать пыль), – он по локти в письмах, счетах, статьях, рисунках горшков, бесчисленных черепках и разнообразных спичечных коробках, ни в одном из которых нет спичек, а только отдельные бусины глубокой древности.
В четыре утра он очень взволнованный появляется в спальне с чашкой чая в руке и объявляет, что наконец нашел ту страшно интересную статью о находках в Анатолии, которую он потерял в июле прошлого года. И добавляет, что надеется, что не разбудил меня.
Я говорю, что, конечно, разбудил и что пусть он лучше даст чаю мне тоже!
Вернувшись с чаем, Макс говорит, что еще он нашел массу счетов, про которые он думал, что они давно оплачены. Со мной было то же самое. Мы единодушны, что это неприятно.
В девять утра меня призывают как тяжеловеса сесть на разбухшие чемоданы Макса.
«Если ты не сможешь их закрыть, – говорит Макс без всякой галантности, – то никто не сможет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11