Машин на стоянке не наблюдалось и нам пришлось минут пятнадцать размахивать руками в безуспешных попытках остановить хоть какую-нибудь колымагу. Наконец повезло, на стоянку лихо вырулил «Зил»-цистерна, выбрасывая шипящие остатки воды из своих поливальных устройств.
— Куда вам, мужики, — высунулась в опущенное окошко борода водителя.
— За водкой, — мы подошли к кабине. — Где она тут водится?
— А вы не шпионы? — подозрительно оглядел нас с ног до головы бородатый.
Мы поспешили заверить, что нет, не шпионы, а просто разведка в свободном поиске.
— Червонец пузырек, сколько вам?
— Пару давай, — я выудил из кармана две десятки, но Сашка успел меня опередить и уже сунул бородатому четвертной.
Откуда-то из-за поливалки вдруг выперлась четверка пролетарского вида парней. Они притормозили чуть поодаль, с интересом наблюдая, как Сашка принимает из кабины завернутые в газеты бутылки. Мы отошли уже метров на пять, когда послышался голос водителя.
— Все ребята, только что последние отдал. Себе не осталось.
Зиловский движок взревел, оставляя ребят ни с чем.
— Не повезло мужикам, — посочувствовал коллегам Сашка, прижимая к груди бутылки.
— Зато нам повезло, — засмеялся я, но резкий свист сзади тут же заставил меня в нашей везучести усомниться.
— Не оборачивайся, — ускорил Сашка шаг, чуть прихрамывая, — вообще-то нам сейчас следует рвануть по-борзовски метров на сто, да нога, будь она проклята.
Смешанный с польской водкой «Абсолют» и кастет в кармане воодушевляли меня на подвиги. Удивил только Сашкин пацифизм: уж ему-то не к лицу делать ноги в такой заурядной ситуации.
Между тем четверка уже агрессивно дышала нам в спины.
— Тормозите, мужики, — хрипло раздалось едва ли не над ухом. — Дело есть.
Мы остановились и развернулись.
— Закурить нету? — стандартное начало выглядело многообещающим.
— Пожалуйста, ребята, — Сашка выпростал из кармана пачку «Винстона», перехватив обе бутылки в одну руку.
— Кучеряво живете, — пачка обошла всех четверых, но к Сашке больше не вернулась.
Курносый здоровяк, примерно его ровесник, демонстративно воткнул сигареты в свой нагрудный карман.
— Ну, мы пойдем, — смиренным голосом монаха-отшельника продолжал удивлял» меня герой-интернационалист.
Я, кажется, начал понимать, почему от него ушла Верка. Она уважала мужиков, а не папиных детей.
— Водочку-то пришлите, — здоровяк, канавший за пахана этих махновцев, уверовал в полную безнаказанность.
— С какой стати? — словно проснулся Сашка, недоуменно распахивая здоровый глаз.
Как будто поведение этих лохмачей предугадать было невозможно? Я потянулся за кастетом, но Сашка вдруг сунул мне бутылки:
— Подержи-ка.
Поспешно зажав в кулаках горловины поллитровок, я примерился, с кого начать, а бугай уже тянул к Сашкиному вороту широченную лапу:
— Давай водку, Кутузов.
Дальше получилось совсем непонятно. Сашка неуловимым движением перехватил его кисть, что-то захрустело и здоровяк бесшумно осел на асфальт. Трое его друзей в недоумении застыли, как парализованные. Сашка присел, оттянул пальцем веко вмиг побелевшего любителя чужой водки и констатировал:
— Шок. Вы, ребята, звоните в «скорую», сами не откачаете. Сильно не горюйте, сам ведь напросился.
Он легонько подтолкнул меня в спину и мы направились к Веркиному дому. Деревянно вышагивая рядом, я никак не мог оправиться от потрясения.
— Что ты с ним сделал?
Мое недоумение породило на Сашкином лице какую-то жесткую улыбку.
— Славянские клещи. Если не обратится к хорошему костоправу, кисти у него, считай, нет. Было бы сердце послабее, он бы на месте скончался, но я смотрел, жить будет.
— А сигареты зачем отдал? И придуривался, как додолман?
— Понимаешь, — Сашка положил мне на плечо руку, — я ведь драться-то уже не умею. Это меня на ринге учили кулаками махать да перед девочками красоваться. Потом заставили все это забыть. Драки — удел безголовых пацанят, но не уважающих себя мужиков. Я теперь умею только убивать, в интересах дела, конечно. А за бутылку разве можно человека жизни лишать? Кабы нога не болела, рванули бы мы по кустам и вся недолга.
— Я бы все-таки остался, — возразил я Сашке. — Неприятно, когда тебя трусом считают.
— Трусость, это когда четверо пытаются навязать свое двоим. Запомни, ни один человек не нападает на другого, если не уверен в собственном превосходстве. Нормальный человек, разумеется. Бывают отклонения от нормы, состояние аффекта, стрессы и все такое. Но основной инстинкт — это инстинкт самосохранения, поэтому не надо боятся агрессора, он боится еще больше, чем ты. И убежать в подобной ситуации не трусость, а самый разумный выход. Особенно для меня. Очень не люблю, когда в рыло заезжают, аллергия еще с боксерских времен. А то, что девять лет в меня инструкторы вбивали, слишком опасное оружие. Мне теперь, чтобы пропуск в рай получить, надо еще сто лет жить и все сто лет из церкви не вылезать. На коленях грехи замаливать. Нет, — Сашкино лицо превратилось в стальную маску, — с кого-то за Афган еще ой как спросится. Ладно, когда я, специально обученный, из вертушки под пули выпрыгиваю, сам ведь профессию выбирал. Пацанов жалко. Лезут, дураки, напролом, а чему их в учебке за полгода научат. Уклониться толком не могут, романтики хреновы. Дай-ка сигарету, — неожиданно прервал он монолог, прикурил и молчал уже до самой Веркиной двери.
Музыка в квартире гремела по-прежнему, но отсутствие топлива сказывалось. Поэтому наше возвращение, а главное добытый с боем литр, были встречены Дружным ура.
От Сашкиной серьезности не осталось и следа, он тотчас ухватил за талию стройненькую медсестру Ирочку, усадил к себе на колени и воодушевленно принялся ей что-то нашептывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42