– Прошу прощения?
Джулиана смеется абсурдности происходящего. Мы живем в скетче Монти Пайтона.
– Он закапывал рыбку Чарли, – говорит она. – Она под сливой рядом с хомяком Харольдом.
Парочка следователей у нас за спиной не могут подавить смешки. Руиз мрачен как туча. Я знаю, что не следует его бесить, но так приятно посмеяться!
2
Матрас подо мной плотный и жесткий, как бетон. Едва я ложусь, кровь начинает стучать у меня в ушах, а мысли пускаются бегом. Я хочу провалиться в мирную пустоту. Но не могу отделаться от мыслей об опасности, увеличенной моим воображением.
К этому времени Руиз уже допросил Джулиану, его интересовало, где я был тринадцатого ноября. Она сказала ему, что я провел ночь с Джоком. Она не знает, что это ложь. Она повторит то, что сказал ей я.
Руиз уже поговорил и с Джоком, который сказал ему, что в тот день я ушел из его кабинета в пять часов. Он предложил мне выпить, но я отказался. Я сказал, что иду домой. Все наши истории не совпадают друг с другом.
Джулиана провела в приемной весь вечер в надежде повидать меня. Руиз сказал ей, что она может поговорить со мной пять минут, но я не в силах смотреть ей в глаза. Я знаю, что это плохо. Я знаю, что она растеряна, боится, сердится и до смерти переживает. Ей нужны объяснения. Она хочет услышать от меня, что все будет хорошо. Но я боюсь встречи с ней больше, чем с Руизом. Как я объясню ей Элизу? Как мне все уладить?
Джулиана спросила, не кажется ли мне странным, что убита женщина, которую я не видел пять лет, а полиция просит меня помочь установить ее личность. Я малодушно ответил, что совпадение – это просто два события, происходящих одновременно. Теперь совпадения начинают громоздиться друг на друга. Какова была вероятность того, что Бобби обратится ко мне за медицинской помощью? Или что Кэтрин позвонит мне в кабинет в ночь своей смерти? Когда совпадения перестают быть совпадениями и складываются в систему?
Я не параноик. Мне не мерещатся тени, ускользающие из поля зрения, и зловещие заговоры. Но то, что происходит сейчас, – нечто большее, чем просто сумма отдельных частей.
Я засыпаю с этой мыслью, а ночью внезапно просыпаюсь, тяжело дыша, с колотящимся сердцем. Я не вижу, кто или что охотится на меня, но знаю, что оно здесь, смотрит, выжидает, смеется.
Каждый звук резонирует в пустой камере. Я лежу без сна и вслушиваюсь в скрип пружин кровати и падение капель, сонное бормотание пьяных и эхо шагов охранника, доносящееся из коридора.
Сегодня полиция либо предъявит мне обвинение, либо отпустит. Мне полагается быть более взволнованным и озабоченным. Я же в основном чувствую себя отрешенным от происходящего. Я хожу по камере, размышляя о том, какой причудливой может быть жизнь. Только взгляните на все ее изгибы и повороты, совпадения и несчастные случаи, ошибки и недомолвки. Я не сержусь и не огорчаюсь. Я верю в систему. Очень скоро они поймут, что улики против меня недостаточно весомы. Им придется меня отпустить.
Этот оптимизм поражает меня, когда я задумываюсь о том, как цинично я привык относиться к закону и порядку. Каждый день страдают невинные. Я видел такие случаи. Это неоспоримо. И все же я не боюсь того, что со мной произойдет.
Я обычно осуждаю свою мать за ее неколебимую веру в представителей власти вроде полицейских, судей и политиков. Она выросла в деревне в Котсуолдсе, где городской констебль ездил на велосипеде, знал всех жителей по именам и раскрывал любое преступление за полчаса. Он был воплощением справедливости и честности. С тех пор, несмотря на многочисленные рассказы о полицейских, фальсифицирующих улики и показания, берущих взятки, мама так и не изменила своих убеждений. «Господь создал больше хороших людей, чем плохих», – говорит она, словно простой подсчет способен решить все проблемы. А когда это кажется в высшей степени маловероятным, она добавляет: «Они никогда не войдут в Царствие Небесное».
Нижняя часть двери открывается, и по полу продвигается деревянный поднос. Я получаю апельсиновый сок в пластиковой бутылке, какую-то сероватую жижу, в которой подозреваю яичницу, и пару ломтиков хлеба, которые подержали над тостером. Я отодвигаю все это в сторону и жду Саймона.
Он выглядит очень весело в своем галстуке с рисунком из остролиста и серебряных колокольчиков. Галстук наподобие этого Чарли дарит мне на Рождество. Интересно, был ли Саймон женат и есть ли у него дети?
Он не может задержаться надолго, его ждут в суде. Я замечаю, что из портфеля торчат пряди его парика. Саймон говорит, что полиция запросила образцы крови и волос. У меня с этим нет проблем. Они также пытаются получить разрешение на допрос моих пациентов, но судья отказал им в доступе к моим записям. Очень мило с его стороны.
Самая большая новость касается двух телефонных звонков Кэтрин в мой кабинет. Мина, да будут благословенны ее хлопковые носочки, сказала детективам, что дважды говорила с Кэтрин в начале ноября.
Я совершенно забыл о том, что ищу нового секретаря. Мина поместила объявление в разделе медицинских вакансий в «Гардиан». Требовалась секретарша с подготовкой медсестры или опытом работы в медицинских учреждениях. Мы получили около восьмидесяти заявок. Я начинаю объяснять это Саймону, все больше воодушевляясь:
– Мина уже составила список из двенадцати кандидатур.
– Кэтрин в него входила.
– Да. Возможно. Должно быть. Это объясняет ее звонок. Мина должна об этом знать. – Знала ли Кэтрин, что поступает секретарем ко мне? Вероятно, Мина упоминала мое имя. Возможно, Кэтрин хотела преподнести мне сюрприз. Или же думала, что я не допущу ее до собеседования.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111