Деревьев понавалено, сучьев поналомано - страх сколько. Лезу это я сквозь завалы, поругиваюсь про себя. Вижу вдруг на буковом суку, высоконько этак, рыженький котенок сидит, детеныш рысий. Сам ли туда забрался, мамаша ли затащила, чтобы не обидел кто, пока она охотится, не знаю. Только сидит себе этот младенец, хвостик щеточкой вверх держит и шипит - меня напугать старается.
Не скрою - была мыслишка снять паршивца и за пазухой домой принести. А рысенок вроде думки мои прочитал: как запищит вдруг, да так-то пронзительно, будто я его уже за хвостик тяну.
Ну, думаю, сейчас мамаша пожалует. Только бы со спины не кинулась. Это их излюбленный прием: всегда коварная из засады в спину целится.
Схватил я ружьишко на изготовку и - к скале, что неподалеку. Там уж, хочешь - не хочешь, пришлось бы рыси лицом к лицу со мною встретиться. Чую - спешить надо - рысенок визжит - надрывается. Тут же, как нарочно, поваленная сосна на пути. Пригнулся я, чтоб под ней проскочить, вдруг шасть мне кто-то на плечи! Спину будто огнем обожгло. Упал я, но вгорячах сумел как-то на четвереньках выскочить из-под дерева. Ружья даже не выронил. Оглянулся, а она, злодейка, уж на поваленном дереве сидит. Подобралась вся, локти выше хребтины торчат, уши назад заложила. Ну так вот в точности, как чучело-то дома. Помнишь, поди?
- Это она и была? Та самая, Муркина мать, да? - испуганно прошелестела Алка.
- Она... Давай, однако, кашу-то есть. Остыла уже.
- Горячая, горячая еще! Рассказывай, дедушка!
- Стоит ли такое на ночь? Спать еще беспокойно будешь.
- Нет, нет, рассказывай!
- Ну, слушай, коли так... На чем, бишь, мы остановились?
- Ты оглянулся, а она на дереве.
- Да... Так вот, внученька, как ни быстра мысль человеческая, а все же в тот миг ничего еще не успел я сообразить. Будто кто-то со стороны подтолкнул к плечу ружье: "Стреляй!" Я и бахнул. Картечью было заряжено...
Потом-то понял - рысь кинулась в тот момент, как мне под дерево лезть. Ткнулся я ничком под тяжестью, а она, видно, - мордой об ствол. Пришлось ей когтищи-то убирать из спины, не то было бы мне худо.
На дерево она взметнулась, чтобы ловчее во второй раз атаковать. Только опередил я ее - грохнулась наземь, только сучья под ней хрястнули.
И вот... недаром столько историй об охотничьей самонадеянности рассказывают. Мне бы, старому, бежать, пока еще сил сколько-то уцелело, а я - к ней. Наповал, думал. Сгоряча и не почуял, что рубашка уж к разодранной спине прикипела. Ни боли, ни страха - ничего поначалу не чувствовал. Одеревенел будто. Только склонился я над "покойницей", вскинулась она на передние лапы да ко мне! Шерсть на ней дыбом, желтые глазищи так и полыхают!
Испугался я, Алка, чего уж скрывать! Ружье выронил. Нагнуться бы за ним, а я - бежать. Да где там - пяти шагов не убежал, снопом повалился: спину-то до костей ведь подрала, окаянная.
А рысенок визжит пуще прежнего. Оглянулась на него мать и снова ко мне. Зад у нее перебитый, по земле волочится, но живуча, как все кошки, поразительно просто. Добралась до ружья - только щепки от кленового ложа полетели.
Теперь, думаю, очередь за мной. У нее клыки, когти. А я без оружья что за вояка? Да раненый к тому же... И вправду - не успел отдышаться, а она, подлая, тут как тут. Хрипит, пасть раззявлена, псиной пахнет, а глаза - что угли, так и полыхают!
Да, Аллочка, всякое приключалось со мной: семь лет на фронтах провел, и лавины-то на меня рушились, и в лесной пожар попадал, и со скалы срывался, но такого страха еще не испытывал.
Дедушка умолк, опершись подбородком на ладонь. В тишине явственней проступил гул далекого водопада. Падучая звездочка голубым светлячком черкнула по небу и завязла в темных вершинах лиственниц.
- Ты, Алка, маме только не пересказывай эту историю! - строго предупредил вдруг дедушка. - Слышишь? Не то она никогда тебя на каникулы ко мне не отпустит. Да и обо мне начнет беспокоиться. А понапрасну. Звери у нас все мирные живут. Волки с рысями редкость уже, хоть и не все еще истреблены. Вольготно им здесь - корма богато, да и животные в заповеднике не такие сторожкие, как в прочих местах.
- Я не проболтаюсь, - пообещала Алка. - Ты, дедушка, только доскажи, чем у вас кончилось тогда, с рысью-то.
- Чем кончилось? Хоть верь, хоть не верь, только ведь живой остался. Честное слово. - Дедушка лукаво усмехнулся, подбросил сучьев в костер и прикрыл ладонью глаза, потому что ослепительно яркий сноп искр с треском взвился в черное небо.
- Чем кончилось, спрашиваешь... Дополз-таки я до скалы. Все было словно в тумане. Об одном забота - не навалилась бы проклятая на ноги: все время позади хрип ее слышал... Дополз, уперся в каменную стену, дальше отступать некуда. Обернулся, а рыжие бакенбарды - вот они, рядом!
"Ага - хрипит рысь. - Теперь ты никуда от меня не денешься!"
- Рыси не разговаривают, - чуть слышно поправила Алка.
- Не разговаривают? Значит, показалось мне тогда. Во всяком случае, по виду ее было заметно, что раньше меня на тот свет она не собирается. Я тоже туда не спешил. Нащупал камень острый, какой поднять смог, присел на колени, жду... Давай однако кашу-то есть, совсем уж холодная стала.
- Ну, дедушка! Нарочно, что ль, ты? - возмутилась Алка. - Досказывай, потом поедим.
- Вот ведь неугомонная! - проворчал дедушка. - Знать бы, и не затевал этой истории. И без того ведь ясно - если жив остался, моя, значит, победа была. Вдвоем-то не могли мы уцелеть... Ну, кинулась рысь, а я уж наготове был. Камнем ее... да не раз, наверно. Потом уж и не помню ничего. Глаза синева бездонная ослепила - небо, наверно, промелькнуло, падал когда. Очнулся ночью. Лежу на чем-то мягком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30