В заднем флигеле, в той же квартире, что и дядя Коля, жил Комар - Вовка Комаров, он был года на три старше нас. Когда мне было лет шесть, мы с ним очень дружили. У меня был трехколесный велосипед. Комар иногда со мной ездил, держась за руль и поставив одну ногу на ось, а другой толкаясь. Однажды мы с ним доехали так до Исторического музея, то есть до Красной площади. Ничего себе! Мы оставили наш транспорт при входе, а сами пошли смотреть музей. Я помню, что сначала шли кости и кости... А в конце было поинтереснее: сапог Петра и клетка Пугачева. Насмотревшись, мы тем же образом вернулись домой. Уже темнело. Было страшновато. "Коля, тебя мать искала", - сказали мне во дворе. Да-а... Но все обошлось. И я сам, кажется, не сказал матери, куда мы ездили. Она бы запретила, конечно, так делать.
И все-таки не ходить за ворота было нельзя.
У меня дома на буфете стоял большой самовар. Я на него иногда поглядывал. Ужасно интересный агрегат для нашего времени! Столько всякой возни, краников и труб, и всего лишь ради чаю - это нам импонировало!
Конечно, однажды я не удержался и решил растопить дома самовар. Тем более, мы были с другом Игорем, и было смелее.
А чем? Углем? Дровами? Дров уже не было нигде. Да и ходить искать что-то - слишком долго. Я решил газетами. А что может случиться? Мы же смотрим.
Я набил газет в самовар и зажег. Пошел дым. Много дыму почему-то (а толку, кстати, мало).
- Чего это вы там делаете? - спросила Полинка, у которой было мгновенное чутье на всякие перемещения.
- Ничего, - сказал я и закрыл дверь, ведущую к самовару.
Она захотела войти в комнату, но я встал на пути. Тем самым разжег ее любопытство совершенно.
А дым от газет идет огромный. Повалил в форточку. Скоро в доме это заметили и стали ходить. Когда я увидел в окно, что приближается несколько бабушек с участковым (я уже знал, что "участковый" - это милиционер, все как по писаному!), я выпрыгнул в окошко и скрылся у Игоря, боясь выглядывать в его окно.
Это было ужасно страшно! Я почти плакал от досады, что все так страшно и неприятно. Как я боялся, что "дело так не оставят"! (Самая противная фраза на свете! Бр-р...) Сообщат в школу, например. (А в школе у меня, сидевшего на уроке сложив руки, была незапятнанная репутация отличника - не то что во дворе!)
Но ведь дома же стоял на буфете самовар!
Когда мы выходили во двор, Гаврикова из переднего флигеля, длинная и худая, наша скандалистка, кричала, что у нее от нашего мяча болит голова так мы стучали о ее стенку. И что она приведет участкового. Она нас глубоко ненавидела. В ту же минуту начинала ненавидеть, как только видела.
За забором от нашего двора жил злой дядька, который нас не выносил. Как только начиналась весна, зеленел его сад, мы выходили весело с мячом - он зеленел от злости. Мы играли в нашем дворе, и мяч иногда, повинуясь законам физики, пролетал через этот забор. Мы кричали: "Автора!" И "автор" перелезал за мячом. Дядька тут же давал о себе знать. Он либо кричал на нас, либо если не кричал, то копил неимоверную злобу где-то за стеклами своего окна, как змея в террариуме. Он даже измазал этот забор тавотом или еще какой-то липкой зеленой гадостью - столь необходимой нашей промышленности - для того лишь, чтобы мы не лазали через забор за мячом! Но как же мы - оставляли бы, что ль, мяч там из-за этого? Да он что?! Или не играли бы вовсе предусмотрительно памятуя, что если мяч в будущем залетит, то мы сможем, перелезая, измазаться?! Чего он хотел-то?! (Так странно это вспоминать! Теперь понятна его нелепость. А тогда мысль о нелепости у нас в голове не появлялась, это все была "се ля ви" наша детская: так, мол, наверно, и надо, что ж тут поделаешь... Если тут такой.)
Тогда, в то время (когда мы бегали во дворе) еще не считалось целесообразным тратить деньги на прачечную ("там рвут белье"), стиральных машин тоже ни у кого не было, и все стирали сами, в корыте, а сушили на улице. Так что во дворе часто висело белье. Причем какими-то сложными рядами, как-то крест-накрест. Что бывало в такие моменты, если мы выходили гулять!.. На нас тут же кричали: "ИДИТЕ НА ДЕТСКУЮ ПЛОЩАДКУ! НЕЧЕГО ТУТ ХОДИТЬ!"
Нам говорили, что поймают мяч - изрежут его ножом.
Наш двор не был оборудован. В нем не было грибков, качелей, турников, "гигантских шагов" - как на детской площадке. Мы качались на том, что подставляла нам сама жизнь - неожиданно привезенные доски, например, сброшенные с грузовика так, что одна из них обязательно торчит. На один из четырех высоченных наших тополей, растущий посередине двора, чуть наклонившийся, можно было взбегать, особенно если в кедах, и немного вскарабкиваться. Между гаражом и толстой кирпичной стеной, которой отделялся наш двор от соседнего, - щель, немного засыпанная землёй, так что там можно было влезть на крышу гаража или даже подняться на стену поглядеть "за границу" - что делается в соседнем дворе дома шесть (в такой дали!). Деревянное крыльцо переднего флигеля, на котором кто-нибудь из нас строгал, забивал, резал - когда что-то такое придумывал и начинал с азартом осуществлять. Возле крыльца - пожарная лестница до самой крыши, на нижней перекладине можно было переворачиваться, глядя, когда мы кверху ногами, на землю под (то есть - над) головой (!)...
Двор был куском всего мира: вся прошлая жизнь, как у нее это выходило, его создавала, и так он и получился. Мы не знали, куда он уходит и что нас ждет за этим не замурованным почему-то кирпичом или под этой отмеченной кем-то загадочным знаком доской... Богу лишь было известно, как же он в конце концов устроен, из-за чего здесь стало это, а не то, и как все это связано... Во дворе были закоулки, темные места, и каждый раз было неизвестно, что откроется там.
1 2 3 4 5 6 7 8