И он со всеми одинаков. Хоть с дедом, хоть с Максимовной или с мамкой, или с ними, ребятами. Голос у него спокойный, негромкий, но почему-то, когда он заговаривал, все умолкали и слушали, и он будто знал, был уверен, что так и будет, даже не пытался говорить громче, перекрикивать других. Ну, прямо как Сенька-Ангел сказал авторитетный. И когда они с дедом выпили, деда вон как развезло, а ему хоть бы что - не кричал, песни не орал и ни разу не заругался...
Вот таким и захотелось стать Юрке. Спокойным, сильным и авторитетным. Однако, как Юрка ни старался отыскать в себе что-нибудь, что делало бы его похожим на Виталия Сергеевича, отыскать не удавалось. Только и всего, что у него тоже широкий рот, из-за которого в школе его дразнили Юрием Долгоротым. Так ведь что ж рот...
На тамарисковом бугре было так хорошо, весело и интересно, что, если б можно, они и вовсе бы не уходили из лагеря, но их стыдили, корили и ругали все - и мамка, и Максимовна, и дед, и папка. Чтобы не надоедали людям. Они старались не надоедать, но то и дело оказывались там. Приезжие не сердились. Виталий Сергеевич сказал, что Юлию Ивановну можно называть тетя Юля, а его дядя Витя и приходить к нему, когда они захотят, если только он не занимается. Его они так и стали называть, а Юлию Ивановну почему-то стеснялись, и она осталась "Юливанной". Сначала они не понимали, почему такой большой и даже старый до сих пор занимается, но оказалось; что он вовсе не учится, а пишет книжку, по которой будут учиться другие, как строить дома и всякие здания.
Писал он по утрам, Юрка и Славка тогда делали всякие свои дела или просто околачивались и время от времени поглядывали из-за кустов, сидит он еще за столом или нет. И если он уже не сидел, они прямо шли к нему, а сзади плелся неотвязный Митька. Юливанна, если она еще была в лагере, говорила:
- Ну вот, идет твоя команда... А где ваше "доброе утро"?
- Доброе утро! - в один голос смущенно говорили Юрка и Славка.
Почему-то они все время забывали об этом. А Митька молчал. Он не понимал, зачем нужно без конца здороваться, если они виделись изо дня в день. Другое дело, если б не виделись месяц или год... И вообще - почему нужно здороваться, если они уже знакомые?
Юливанна брала зонтик, книжку и одеяло, чтобы постелить на песок, и уходила к морю. Без нее было лучше. Она их не прогоняла, не сердилась, но все-таки они ее стеснялись. А с дядей Витей они ходили купаться, гулять к Донгузлаву или по берегу моря и собирать пемзу, которую выбрасывает море, хотя она никому не была нужна, и помогали ему все делать. Например, мыть машину. Они все садились в "Волгу" и ехали к колодцу. Там и ехать всего ничего, ну все-таки. Мыл машину он сам, а они по очереди доставали воду из колодца. Колодец неглубокий, метра полтора, а ведерко у дяди Вити белое пластмассовое с черной ручкой. И совсем ничего не весит. Потом, когда машина начинала сиять и сверкать так, что слепило глаза, они вместе купались и снова ехали на машине в лагерь. И все время разговаривали. Про все. Он все-все знал... Нет, не все. Иногда он говорил: "Этого, брат, я не знаю"... Папка так никогда не говорил. Выходит, он знал больше? А может, он просто не признавался?
Все было так хорошо и интересно, что лучше и не могло быть. Оказалось, могло. Через неделю после приезда дядя Витя сказал:
- А что, молодые люди, не предпринять ли нам экспедицию в город за харчами? Тете Юле ехать не хочется, но мы, я думаю, справимся и сами, без женщин?
- На машине? - закричал Славка.
- Самолета у меня, к сожалению, нет и не предвидится. Так что придется на машине. Не возражаете?
Ха! Кто бы стал возражать?!
- Только два условия: получить разрешение у мамы и чтобы сопелки были чистые, - сказал дядя Витя и посмотрел на Митьку. У того под носом висела капля.
Они шуровали мордасы, не щадя кожи, пока она не заблестела на скулах, как лакированная. Мамка достала чистые рубашки. Славке хорошо, у него волосы острижены, а Юркин чубчик торчал в разные стороны. Юрка смочил водой, от этого он вздыбился еще хуже, и пришлось надеть кепку. Во всем параде они пошли в лагерь, сопровождаемые Митькиным ревом - его мамка не пустила. Юливанна еще спала в палатке, дядя Витя уже был готов, выведенная из-под тента "Волга" скалила сверкающие клыки и еле слышно пофыркивала выхлопом.
- Вы сияете, как новые двугривенные, - сказал Виталий Сергеевич. Поехали?
Юрка и Славка бросились к передней дверце и едва не подрались из-за того, кто сядет спереди.
- По очереди, - сказал дядя Витя, - один туда, другой обратно.
Юрка сел на переднее сиденье. Мягко покачиваясь, "Волга" выехала с бугра. В воротах стояли мамка, ревущий Митька и Ленка. Славка высунулся в окно и закричал, как Сенька-Ангел:
- Привет! Привет!
Митька завыл сиреной. "Волга" накренилась на съезде и выехала на дорогу.
Ветер ворвался в открытые окна, зашуршал газетой, лежащей на полке у заднего смотрового стекла. Дом, окутанный розовой дымкой бугор, на котором краюшкой нежаркого утреннего солнца виднелся верх оранжевой палатки, стремительно побежали от них, всё быстрее и быстрее, уменьшались, стали блекнуть, терять цвет и свет, а белая дорога бросалась под колеса, под ними лопотали камни, и, как редкий дымок, курилась за багажником пыль. Коса сузилась, вплотную подступили к дороге море и заросший осокой илистый залив Донгузлава. Запахло мокрой солью и тиной, горячей дорожной пылью и парусиной чехлов.
- Шестьдесят! - закричал Славка.
Он все время вскакивал, чтобы посмотреть на спидометр. Большая стрелка под прозрачным зеленым козырьком постояла на цифре "60" и поползла влево, машина начала накреняться то в одну, то в другую сторону.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7