Митька сказал, что жаканы он наделает сам, а пока обойдется - для маленьких собачонок хватит и дроби.
И вот в первый же день, когда он не израсходовал еще и десятка патронов, его вдруг сбила с ног огромная собака. Митьку корчило от злости. Не потому, что набросилась дура-баба с коромыслом, и не потому, что сломалась ложа. Это было даже на руку: под предлогом ремонта ружье можно подержать подольше. Самое главное - он испугался, все видели, что он испугался, и смеялись. Ничего не боящийся, таинственный и опасный Митька Казенный струсил, как сопливый пацан, побежал и от собаки, и от бабы с коромыслом. Он стал смешным и, значит, никому не страшным. Спасти свой "авторитет", вернуть страх, который он внушал односельчанам, можно только быстрой и жестокой расправой: собаку застрелить, мальчишку, который натравил, избить до полусмерти. Где их искать, он узнал сразу: все село гудело от рассказов о черной и большой, как медведь, собаке, которая набросилась на Митьку и едва не загрызла, а от ребят было известно, что мальчишка с этой собакой живет в лесничестве. Прикрутив проволокой отломившийся кусок ложи и загнав в оба ствола патроны с наспех сделанными жаканами, Митька пошел в лесничество. Теперь он не боялся. Жакан - это не дробь для уток и даже не пуля. Увесистый кусок свинца с надрезами на передней части, встречая на своем пути какое-нибудь тело, развертывается по надрезам и наносит страшные раны. Выходное отверстие получается величиной с блюдце. Такая штука и медведя бьет наповал, если попадет в убойное место. В том, что он не промахнется, Митька не сомневался.
На подворье лесничества было пусто - люди еще не вернулись с работ по участкам. В контору Митька не пошел, чтобы не начали приставать, почему да зачем он ходит с ружьем, если охота запрещена. Харлампий, опасливо поглядывая за спину, вышел из-за кустов, окружающих хату. Под рукой он нес что-то завернутое в мешковину.
- Здоров, дед, - сказал Митька.
Дед вздрогнул и обернулся.
- Здоров, внучек, - сказал он и вприщурку оглядел Митьку. - Это какая же умная голова тебя ружьем-то наградила?
- Значит, надо, если дали...
- Снова, выходит, за старое принимаешься? Валяй, валяй, тюрьма по тебе горько плачет.
Митька едва сдержался, чтобы не выругаться.
- Я тебя на кладбище не посылаю, так ты меня в тюрьму не посылай.
- А зачем посылать? Ты и сам угодишь. Тропка у тебя утоптанная, не заблудишься.
- Ты, дед, заткнись, а то как...
- Палить будешь? Вали, бей враз из двух стволов, доказывай свое геройство...
Дед Харлампий знал Митьку еще со времен его незадачливой охоты, нисколько не боялся и явно издевался над ним. И что с ним делать, не бить же его, старого черта?
- Слышь, дед, в селе говорят, тут человек какой-то приехал... с собакой.
- Приехал.
- Не знаешь, где живет?
- У меня живет. А тебе зачем?
- Собаку поглядеть. Может, продаст? Я б купил...
- Это ты-то? Да ты курице корку не бросишь...
- Да брось трепаться, дед, я делом спрашиваю.
- Уехал тот человек в Чугуново. Вчера еще. А сегодня и мальчонка с собакой уехали. Так что ты в помещики погоди, другим разом выйдешь...
Оскалив в насмешливой улыбке уцелевшие зубы, Харлампий зашагал через шоссе в лес.
Митька угрюмо смотрел ему вслед. Врет или не врет? С чего бы вдруг пацан уехал? Врет, старый хрыч!..
Митька заглянул в открытое окно. В хате было тихо и пусто.
- Ты чего там лазаешь? - загремела за его спиной тетка Катря, возвращавшаяся из хлева с пустой корчагой.
- Да я вас шукал, тетя. Тут у вас приезжие, говорят, живут. Мне поговорить надо...
- Уехал старший.
- А хлопец его? С собакой.
- Бегает. Пообедал и убежал.
- А дед говорит, он тоже уехал. Что-то вы не в одно брешете...
- Это кто брешет? - Тетка Катря рывком поставила корчагу на землю и уперла кулаки в бока. - Кто брешет, я тебя спрашиваю? Собаки брешут да ты, собачий сын!.. Пришел в чужую хату да еще и рот разеваешь? А ну иди отсюда под три чорты, пока я об тебя твою пукалку не поломала...
Митька поспешно отступил. Он узнал все, что нужно. Старый черт соврал, никуда пацан не уехал и собака при нем... Сколько ни бегает, домой прибежит. А до вечера уже недалеко. Митька отошел подальше от хаты, но так, чтобы видеть подступы к ней, положил ружье на землю и лег сам. Минут через пять сирень возле хаты зашевелилась. Митька схватил ружье, но никто не появился, оттуда не донеслось ни звука, и он решил, что кусты шевелились от ветра.
...Сашко выбрался из сиреневого куста и кратчайшей дорогой во весь дух припустил к порогу. Антон и Юка притаились под обломком скалы. Почуяв Сашка, Бой вскочил, но тотчас узнал его, вильнул хвостом и снова лег.
Сашко подробно рассказал все, что слышал. Распахнув в ужасе глаза, Юка смотрела то на Сашка, то на Антона.
Тот, не поднимая головы, молча покусывал травинку.
- Боже мой, боже мой! - сказала Юка. - Что ж теперь будет?
Антон и Сашко промолчали.
- Ну и пускай сидит! - сказала Юка. - Не будет же он там век сидеть? Посидит-посидит - и уйдет. Стемнеет, и тогда ты пойдешь домой.
- Ты этого гада не знаешь, - сказал Сашко. - Он и сутки будет сидеть. И снова придет...
- Тогда знаешь что? Пойдем к нам! Мама, правда, собак боится, но это ничего, мы объясним. А папа нисколько не боится. И ты будешь у нас...
- Придумала! - буркнул Антон, покосившись на нее. - Что, я Боя в карман спрячу? Увидят, и кто-нибудь ему скажет...
- Факт! - подтвердил Сашко. - Скажут. Не со зла, просто так.
Бой насторожился и вскочил. Антон, а вслед за ним и Юка обхватили его за шею.
- Идет кто-то! - шепнул Сашко. - Держите его, я посмотрю.
Он бесшумно исчез за скалой.
- Сидеть! Сидеть, Бой! - молящим шепотом сказал Антон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59