Тем более с Ваксмахером, который приносил потрясающие диски, однако, танцуя, по-бараньи нагибал голову прямо в пол и при каждом шаге наступал на ногу партнерше.
Обычно на праздники к Эле, кроме этих ребят, приходила еще Зайцева, ее Заяц, и близнецы Вера с Аней, жившие этажом ниже. Эля называла их дворовыми подружками. Заяц - школьная, а они - дворовые.
Заяц, как всегда, появилась в школьной форме, а из-под формы выглядывали спортивные шаровары по случаю мороза. Заяц нажимала на бутерброды и пирожные, дула лимонад, в качестве же партнерши была полным нулем: почему-то дорогую Элину подружку сам факт, что она должна танцевать вдвоем с мальчиком, приводил в невероятно смешливое настроение. Она дурачилась, корчила рожи и хохотала как ненормальная.
Аня и Вера тоже почти не танцевали. Попав к Эле, они прилипали к шкафу, рылись, примеряли, восхищались, охали и ахали. Затем приходила очередь всяких безделушек: перстеньков, брошек, разного рода висюлек.
- До чего миленько! Просто чудненько! - по очереди и вместе восхищались близнецы. - Эль, а это как носится? На голове? На шее? Эль, может, тебе что-то не нужно? Или надоело? Так ты подари!
Значит, Заяц и близнецы не танцевали. Эля почти не танцевала, а вот Кира... Улыбающаяся, с раскрасневшимися щеками, она с такой радостной готовностью вскакивала навстречу Ваксмахеру или Наренкову, что можно было подумать, будто ее приглашает какой-нибудь королевич или принц, а не Колька Наренков, у которого вечно мокрые ладони и розовый, словно молодая картофелина, нос!
Вот и получилось, что Эля сидела, кусая губы, - ведь не мог же Шамраев без конца ее приглашать, - а Кира веселилась вовсю, меняя кавалеров.
- Некоторые ведут себя как ванька-встанька, - сузив глаза и демонстративно не глядя в сторону танцующей с Сериковым Киры, заявила Эля.
Однако близнецы, вывалив на диван содержимое Элиной шкатулки, самозабвенно рылись сейчас в побрякушках, пропустив мимо ушей Элины слова.
- Теперь я буду называть тебя ванька-встанька! - насмешливо сказала Эля Кире, которая возвращалась после танца, обмахиваясь ладонью.
- А я тебя - ванька-сядька!
Задохнувшись от неожиданности, Эля так и застыла с открытым ртом. А Заяц, верный ее Заяц, вдруг заржала, пихая в рот кусище торта!
И, моя посуду после такого малоудачного дня рождения, оставившего у нее лишь раздражение и головную боль, Эля подумала: с этим надо кончать. Не совсем кончать - тут уж надо терпеть, ничего не поделаешь, - а хотя бы в некоторой степени. В конце концов, жить в своей комнате одна она имеет право?!
- Ма, - сказала она, - пересели ее в другую комнату!
- Это почему же? - спросила Ольга Петровна.
- Мне надоело.
- Привыкай.
- Если бы у нас была одна комната, я бы привыкала, а так у нас три! Пусть спит в гостиной. На диване.
- Во-первых, гостиная проходная, а во-вторых, там мы смотрим телевизор.
- Ну и что? У нее хороший сон, а телевизор можно перенести ко мне.
- Мудрое решение.
- Очень даже мудрое!..
Не выгорело. Эля досадливо дернула плечом, прислушиваясь к ровному жужжанию пылесоса, которым Кира чистила в гостиной ковер. Пылесос затих, потом зарычал, потом снова затих... А Элю осенило.
- Она же храпит! Не дает мне спать, потому что храпит всю ночь, как этот... как сапожник!
Эля прижала к груди руки и с мольбой посмотрела на мать. Кажется, это вышло у нее неплохо.
- Пожалуйста, не выдумывай.
- Ну клянусь!
Эля осеклась, увидев, что на пороге стоит Кира, но тут же упрямо добавила:
- Ты ночью храпишь, ясно? Я спать не могу.
- Я не знаю... Я дома никогда не храпела, - пробормотала Кира, заливаясь краской.
- То дома, а то здесь. Значит, перемена климата так подействовала.
- Ладно, хватит. Придумаем что-нибудь, - сказала Ольга Петровна. (Эля знала: если мать вот так сводит брови, то лучше отстать.) - А сегодня заткнешь уши ватой.
Назавтра за ужином, когда пили чай, Ольга Петровна поставила на стол литровую банку с зеленоватого цвета вареньем.
- Фейхоа! - в восторге крикнула Эля, втягивая носом божественный запах: чуть лимонный, чуть земляничный, чуть еще какой-то, вовсе небывалый.
Ольга Петровна положила немного варенья в блюдце и поставила перед Кирой, а банку спрятала в буфет.
- Варенье только для Киры, - сказала она. - Оно лечебное.
- Как это лечебное? - не поняла Эля.
- Кира ведь храпит, - значит, у нее воспалено горло. А варенье из фейхоа снимает воспаление и смягчает дыхательные пути.
- Ну так что ж, она будет сама его есть?! - не поверила Эля.
- Конечно.
Эля чуть не расплакалась: фейхоа, ее любимое варенье!
- Можно, я поделюсь с Элей? - вдруг спросила Кира. Она еще не начинала есть.
- Ну уж нет, - сказал Сергей Львович строго, - это не лакомство, а лекарство! Я полгорода обегал, пока его достал.
- А когда папа служил на Кавказе, я ела его сколько угодно... Мне оно даже надоело.
Эля отшвырнула чайную ложку, поплелась в свою комнату и с плачем завалилась на кровать. Конечно, ей оно надоело! А родной дочери не досталось даже пол-ложечки! Ну и ладно... Ну и пусть...
Так продолжалось несколько дней. Кира получала порцию варенья, затем банка пряталась в старый, еще прабабкин, буфет, а дверка буфета закрывалась на ключ. Варенье стремительно убывало. Наконец Эля сдалась.
- Сегодня ты уже не храпела, - буркнула она Кире.
- Тетя Оля, - закричала та, словно невесть чему обрадовавшись, - я уже не храплю!
- Очень хорошо, - сказала Ольга Петровна.
Однако за ужином банка так и не появилась на столе.
- А варенье? - напомнила Эля. - Она ведь уже не храпит!
- О присутствующих не говорят "она", - заметил отец.
- Кира - больше - не - храпит, - раздельно проговорила Эля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10