Прокашлявшись, он тихо и монотонно забубнил:
– «Господину Э.Х. Ворчайлсу, Великому Учителю и Наставнику юных пуппетроллей, Директору пансиона „Незабудка“, Члену Педагогической Академии Пуппефельда и Кавалеру Ордена Золотого Кнута и Медового Пряника.
Многоуважаемый господин Э.Х. Ворчайлс! Слава о Вашем таланте педагога гремит по всему земному шару. Достигла она и пределов Гнэльфбурга. Заброшенные злой судьбой в этот город, мы (я – пуппетролль Кракофакс и мой племянник Тупсифокс) взываем к Вашей доброте, милосердию и глубокой мудрости и умоляем зачислить в ряды Ваших воспитанников вышеназванного Тупсифокса. Этот ребенок нуждается в строгом наставнике, и только Вы можете им стать, только Вы способны направить бедную овечку на истинный пуппетролльский путь. Деньги за его обучение… Впрочем, не будем говорить о деньгах! Когда речь идет о высоком служении делу воспитания молодого поколения пуппетроллей, все разговоры о деньгах будут звучать просто кощунством. В конце концов, если понадобится, мальчишка и сам их отработает.
Ваш покорный слуга Кракофакс.»
– Ну, как? – спросил дядюшка, закончив чтение своего послания. – Не добавить ли в это блюдо еще немного сладкого сиропа?
– Пожалуй, не стоит… – промямлил я и тяжело вздохнул. – Не все любят переслащенное… Кстати, из письма можно убрать и слова про заблудшую овечку…
– Бедную овечку, – поправил меня хитрюга-дядюшка. – У заблудшей овечки могут найтись деньжата на плату за обучение, а у бедной, разумеется, нет.
– Ей придется работать… – Я вздохнул еще тяжелее и искоса взглянул на жадного дядюшку. – Пуппетролли не должны работать, ты сам об этом говорил!
Старый мошенник, услышав мои слова, заерзал на стуле, как на горячей сковородке.
– Да, не должны… Но овечки трудиться обязаны!
В ответ на его неудачную попытку выкрутиться, я громко фыркнул:
– Овечки должны трудиться?! Их удел пастись на лугу и набивать животы сочной травкой!
– Вот и ты станешь питаться травкой, если не будешь помогать господину Ворчайлсу по хозяйству! – рявкнул обозленный дядюшка и стукнул кулачком по столу. Чернильница подпрыгнула вверх и, перевернувшись в воздухе на сто восемьдесят градусов, рухнула вниз – прямо на рекомендательное письмо. Глядя расширенными от гнева и изумления глазами на расплывающееся по бумаге фиолетовое озеро, Кракофакс прошептал: – Изыди… Прощай… И лучше не медли: иначе я не знаю, что с тобой сделаю!
– А письмо? – я ткнул пальцем в сторону утеса-чернильницы, гордо возвышающегося посреди широченного безымянного озера. – Без него меня могут и не принять в пансион!
– Тебя и с ним не примут! – взвизгнул дядюшка и метнул в обшарпанную стену копье-ручку с металлическим пером на конце. Смертельное орудие в мгновение ока пересекло пространство нашего жилища и впилось острым наконечником в фотопортрет Кракофакса – прямо в лоб моему драгоценному дядюшке.
– Отличный бросок, – искренне порадовался я за ловкого метателя копий, – мне, пожалуй, так не суметь!
И, вздохнув в третий раз за это утро, я поклонился молча моему дорогому родственничку и вылетел из темного подвала в залитый солнечным светом двор, а оттуда на шумную, широкую улицу.

Глава четвертая

Дядюшка не ошибся: поезд на Пуппефельд отправлялся ровно в двенадцать часов ноль-ноль минут по местному времени. Отыскав на второй платформе нужный мне состав, я дождался, когда один из проводников на секунду отвлечется и посмотрит в сторону, и ящерицей нырнул в открытую дверь вагона. Быстро пролетел через тамбур и оказался в длиннющем коридоре. Большинство купе были не заперты, и я смог выбрать себе наиболее подходящее: пустое, без единого пока пассажира. «Вот и хорошо, – обрадовался я, входя в него и ставя чемодан на свободную лавку. – Без попутчиков даже лучше ехать – лежи, где хочешь, и делай, что хочешь!»
Отдышавшись, я все-таки решил забраться на самый верх. Туда, куда обычно ставят сумки и разные вещи. «Дальше залезешь – дальше доедешь», – подумал я и тут же начал карабкаться по металлическим стойкам под самый потолок, держа в зубах свой чемоданчик. А когда я взобрался на эту вершину, то обомлел: на моем месте уже сидел другой пуппетролль!
– Ты кто? – спросил я веснушчатого мальчишку в расшитой золотыми узорами красной рубашке и в синих, похожих на джинсы, брюках. – Ты откуда взялся?!
– А ты кто? А ты откуда взялся? – «вернул» мне обратно мои же вопросы веснушчатый незнакомец. Он подтянул поближе к себе походную сумку, опасаясь, наверное, того, как бы я ее не украл, и снова задал вопрос, на этот раз собственного сочинения:
– Ты – пуппетролль? Я вижу, что пуппетролль!
Глаза мальчишки радостно засияли, первоначальный испуг из них исчез, и я не стал разочаровывать незнакомца.
– А раз видишь, зачем спрашиваешь? – проговорил я миролюбиво и, подтянувшись, уселся на полку рядом с этим щеголем. Протянул ему правую руку и вежливо представился:
– Пуппетролль Тупсифокс, прошу любить и жаловать!
– А я – Пип! – обрадовался еще больше мальчишка и крепко пожал мне ладонь. После чего торопливо добавил: – Я нездешний, в Гнэльфбурге только проездом!
– А куда едешь? – поинтересовался я без особого любопытства.
– В Пуппефельд, в пансион господина Ворчайлса. Родители меня туда отправили, приказали домой не возвращаться, пока настоящим пуппетроллем не стану.
– А меня дядюшка в дурацкую «Незабудку» спровадил! – рассмеялся я, хотя ничего смешного в этом прискорбном факте не было. – Тоже о моем воспитании печется, старый хитрюга!
1 2 3 4 5 6 7