- Были люди! - сказал Алексей.
- Не знаю, не знаю, - сказала Маша. - Эти шестидесятники просто ны-
тики какие-то! Шли прямо на предмет, забыв об искусстве. Да, Борхеса
среди вас не было.
- Но и Борхес для компании Гоголя и Чехова, думаю, маловат, - ска-
зала Ильинская.
- Вы читали Борхеса? - спросил Миша.
- Просматривала.
- Пойдемте пить чай, - сказал Абдуллаев.
Медленно, под звуки виолончели, опустился занавес. Актеры вышли на
улицу покурить. В парке пели птицы. Было по-июньски светло. У забора
еще тлели угли от шашлыка. Миша как бы впервые посмотрел на высокую
ель и заметил на кончиках ветвей светло-зеленые молодые наросты. Выше,
над елью, было небо, синее, с белыми облаками. Когда долго смотришь на
небо, то голова начинает кружиться. Миша опустил голову и посмотрел в
даль липовой аллеи, ведущей к новому дому Абдуллаева. А в дом идти не
хотелось, так хорошо было на улице.
Между первым и вторым действием прошло два года. Поднялся занавес
под взвизги скрипки. На сцене - одна из комнат в доме Абдуллаева. На
кровати лежит сильно исхудавший Соловьев. Возле него сидит старый ар-
тист Александр Сергеевич.
- Полегчает, - сказал Александр Сергеевич.
- Не умирать же в пятьдесят лет! - шутливо, но тихо, с одышкой,
сказал Соловьев.
Помолчали.
- Надо было раньше Алексею показаться, - сказал Соловьев.
- У тебя сразу шишка на спине выросла?
- Год назад почувствовал вдруг - растет и болит. Начал вспоминать.
Вспомнил, что зимой, у гастронома, поскользнулся и упал на спину. Уда-
рился.
- Пройдет, - сказал Александр Сергеевич, хотя не верил в то, что
говорил.
- Вспоминаю свое счастливое детство, - еще тише прежнего сказал Со-
ловьев. - Я ведь деревенский, родился в Воронежской области. Деревня
наша замечательная была. Босиком по траве бегал. Кнут сам себе плел,
был подпаском. Хорошо. Молоко из-под коровы пил. Зачем мы в Москву
приехали? Не понимаю. Учиться, учиться! В Москву, в Москву! Оглядыва-
ясь назад, вижу, что все куда-то провалилось... Шампанского бы те-
перь...
Соловьев затих. Александр Сергеевич в испуге встал. Свет погас. По-
тянула свою волынку виолончель. Когда свет зажегся - на скамейке в
парке сидела Ильинская с книгой в руках.
Александр Сергеевич с Алексеем подошли к ней.
- Соловьев умер, - сказал Александр Сергеевич.
Ильинская уронила книгу на колени, вскрикнула.
- А Абдуллаева все нет, - сказал Алексей. - Поехал за Машей.
Через полчаса к дому подъехала "скорая". Санитары вынесли тело Со-
ловьева на носилках, погрузили в машину и повезли в морг.
Перед гробом Соловьева в зале прощания стояли: Абдуллаев, Миша, Ма-
ша, Ильинская, Александр Сергеевич, Алексей, родственники, бывшие сос-
луживцы из НИИ.
- Кому теперь ругать жизнь? - вздохнул Александр Сергеевич.
- Некому, - сказала Ильинская и пошла по липовой аллее к дому.
На застекленной террасе с видом на реку играли в карты Абдуллаев,
Алексей, Миша и Маша.
- Надоело играть, - сказала Маша, отбрасывая карты. - Да и статью
мне надо заканчивать.
Маша работала уже год у Абдуллаева, в его газете, главным редакто-
ром.
- Я и не думала прежде, что мне так будет нравиться работать в га-
зете. Ведь вот что удивительно: слова для меня приобрели другое значе-
ние. Каждое слово на вес золота.
- Например? - спросил Миша.
- Да вот - первая полоса. На ней должно быть не менее шести матери-
алов, чтобы глаз бежал у читателя, было что посмотреть. А я должна
этот глаз каким-то приемом остановить. Я сигналю: "Анатолий Чубайс ре-
шил, что чековая приватизация увенчалась полным успехом". Крупно так
это, черным, то есть полужирным шрифтом. И все! Понимаешь? Это целое
искусство! Я понимаю, Миша, что ты меня можешь назвать изменницей, но
книжка моих рассказов, выпущенная два с лишним года назад тиражом в
тысячу экземпляров, до сих пор не распродана. И все в той книжке -
детский лепет. Эти, извини, сопли в сахаре: "Розовые, розовые, розовые
лепестки утренней зари..." А тут в номер: "Американская финансовая
группа 20-20 рассматривает возможности инвестиций в России". Понима-
ешь?
Бывший врач кремлевки Алексей, хромая, вышел к рампе с балалайкой,
пропел:
Долго в цепях нас держали, Долго нас голод томил. Черные дни мино-
вали, Час искупленья пробил...
- Почему ты не ходишь в черном? - спросил Миша. - Тебе очень был к
лицу черный цвет. Твои короткие, ершистые черные волосы, черные бро-
ви...
- У меня есть черное вечернее платье. Когда-нибудь увидишь.
- Маша, ты прекрасна, изумительна, великолепна! - сказал Абдуллаев.
- С тобою мы завоюем не только Россию, но и весь мир!
Миша вышел на авансцену и проговорил в зал:
- Вороны способны к сложным формам поведения.
На террасе была плетеная мебель. Кресла-качалки, стулья, круглый
стол - все сплетено из белых прутьев хорошего дерева.
Александр Сергеевич сидел в кресле-качалке. Миша сел возле артиста
на стул. Миша спросил:
- Вы прочитали мой последний рассказ?
- Да. С удовольствием. Вы в архивах работали?
- Нет. Но о многом из эпохи Грозного вычитал в книгах.
- Сильный и страшный рассказ! - воскликнул Александр Сергеевич. -
Как там у вас живых баграми заталкивают под лед в Новгороде! А пьяный
царь девок щупает. Очень сильно! Вы взяли прекрасный сюжет из русской
истории. Так и нужно. Обязательно художественное произведение должно
выражать серьезную, большую мысль. Как говорил Чехов, только то прек-
расно, что серьезно. Продолжайте писать, вы талантливый человек!
Миша от смущения покраснел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13