А если нарисовать хорошо, главное, точно, по рисунку и по цвету, – допустим, точно нарисовать грязную осеннюю улицу со старыми домами или даже кучу мусора, – может получиться прекрасная картина! Также и про чернолестничных кошек Вовка говорил: представьте-ка себе черную лестницу вечером, синие окна, и всюду на ступеньках, перилах и подоконниках сидят разноцветные кошки! Конечно, серовато-разноцветные, потому что вечер. Или ночь. И потому, что они грязные. Зато как горят во тьме их желтые и зеленые глаза! Тут и там, тут и там, словно зловещие светляки! Неужто некрасиво? По-моему, красиво! И Вовка так говорит.Вот эти кошки часто устраивали всему дому концерты, пели на разные голоса, особенно в марте месяце. Март у них почему-то музыкальный месяц, тогда они поют дни и ночи напролет, потому что у них тогда концертный сезон. Они тогда не только на лестнице поют, но и на крыше, особенно в полнолуние. Луна очень на них влияет в музыкальном смысле... Я же вам говорил, что мы жили на самом верхнем, шестом, этаже, под самой крышей, и нам кошачьи концерты всегда были особенно хорошо слышны. Там пел один такой кот – он баритоном пел! Он был совсем дикий; мы с Вовкой его не раз гоняли – огромного, черного, дикого кота с зелеными глазами! Он совсем одичал, потому что у него давно не было хозяина. Он жил сам по себе, в окружении своих бесчисленных кошек. Как какой-нибудь кошачий царь. Может быть, он и взаправду кошачий царь, кто его знает! Бездомный царь, застрявший на нашей лестнице после революции! И никого не хотевший признавать. Но пел он замечательно! Как какой-нибудь баритон из театра «Ла Скала», вот как он пел. «Ла Скала» – это самый лучший в мире оперный театр, итальянский. У нас дома были пластинки, которые отец привез из Италии. Мама их часто прокручивала на граммофоне. Она любила слушать итальянских певцов. И я тоже любил. Так вот, этот кот пел, как будто он итальянский баритон. Мы с мамой всегда узнавали его голос, когда он пел на крыше в полнолуние. Конечно, Ляпкина его тоже слышала. Не могла не слышать. Может, она ему и подражала. Бессознательно, конечно. Сознательно она бы постеснялась подражать. А бессознательно мы часто кому-нибудь подражаем, даже сами того не замечая. Да, еще я должен вам сказать, что Ляпкина сама немножко похожа на рыжую кошку, хотя у нее и баритон. И глаза у нее большие, зеленые, как у кошки... Но не в этом дело.Дело в том, что, когда я услышал пение, я вдруг решил туда зайти. Просто так, для очистки совести, как любил говорить Зусман. Это значит: для самооправдания. После моего конфуза на кухне. Должен же я кого-нибудь убить своим лотком на голове! Уж Ляпкина Маленького я наверняка убью! В переносном смысле, конечно...Я постучал и открыл дверь.Ляпкина полулежала на диване в окружении разноцветных подушек с бахромой и кисточками по краям, в зеленом шелковом халате. В руках она держала гитару с большим розовым бантом на грифе. Ляпкин Маленький сидел на полу, на толстом коврике, сооружая из кубиков какую-то башню.
Комната у Ляпкиных большая, но вся заставленная шкафами, тумбочками, креслами, столом, буфетом, диваном и огромным черным роялем. Я остановился в замешательстве: как тут пройти с лотком?– Юрочка! С новостью! – воскликнула Ляпкина. – Что это у тебя на голове за новость? Проходи, проходи, дорогуша! Только не задень статуэтки! Вот сюда... осторожнее: ваза! Это очень дорогая ваза! Делай шаг сюда... зеркало! Ляля, пропусти Юрочку! (Она звала Ляпкина Маленького «Ляля», хотя у него было совсем другое имя.) Ставь свой лоток сюда, на рояль... Ну, рассказывай, рассказывай! Послушаем, Ляля, Юрочкину новость!Ляпкин Маленький застыл с кубиками в руках и с открытым ртом. Он всегда открывал рот, когда удивлялся.Я с удовольствием отметил, что он был поражен до крайности.– Это я яблоки продаю! – сказал я важно, ставя лоток на рояль.– Яблоки продаешь! – всплеснула руками Ляпкина. – Вот молодец!– Я их на фантики продаю! – сказал я еще более важно и независимо. – Три фантика – яблоко!– На фантики! – опять восторженно охнула Ляпкина. – Ужас, какая прелесть! – Она притянула меня к себе и поцеловала, глядя на меня зелеными глазами.– У вас есть фантики? – спросил я нарочно, хотя прекрасно видел большую вазу с конфетами на буфете, которую я чуть не задел лотком.– Фантики? Это бумажки от конфет? Пустых нет, Юрочка! – с сожалением посмотрела на вазу Ляпкина. – Вот будут, тогда я тебе дам!– Мам! – капризно протянул наконец Ляпкин Маленький. – Я хочу фантики!– Фантики же Юре нужны, Ляля! – недовольно сказала Ляпкина. – Он их меняет на яблоки...– Продаю, – поправил я.– Ну да! – спохватилась Ляпкина. – Он продает на фантики, понимаешь?– Я хочу-у-у, – затянул Ляпкин Маленький.– Ну ладно, ладно! – Ляпкина встала с дивана и взяла из вазы одну конфету. – Так и быть, один фантик! Отдашь, Юрочка, яблоко за один фантик?– Отдам, – сказал я.– Ну, вот и прекрасно! Просто прелесть ты, Юрочка! – Она развернула конфету, положила ее обратно в вазу, а бумажку отдала Ляпкину Маленькому.Ляля взял бумажку, с удовольствием рассматривая ее.– Ну, теперь дай Юре фантик, а он даст тебе яблоко! – сказала Ляпкина. – Юрочка, дай ему яблоко!Я протянул яблоко, и Ляля взял его в другую руку, не выпуская фантика.– Ну, что же ты, Ляля?– Я фантик тоже хочу! – сказал Ляпкин Маленький.– Отдай сейчас же фантик Юрочке! – крикнула Ляпкина, топнув ногой.Мне стало как-то неловко.– Не отдам, – сказал Ляпкин Маленький.– Ляля! – крикнула Ляпкина.– Не хочу-у-у, – затянул Ляпкин Маленький, на глазах у него выступили слезы.– Ну ладно, ладно! – испугалась Ляпкина. – Бог с ним, он сегодня не в настроении!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82