Я люблю нашу улицу За скрещенье имен: Если Федька беснуется, Сашка ставит заслон. Если Славка ославился, Стал превыше всего, То шпана наша скалится, Отрезвляя его.
Она терпит пожарище, И тоску матерей, И в роддом, и на кладбище Все проходят по ней. Горемыке и пьянице Она дарит тепло, И никто не позарится На её барахло.
Сколько нужно терпения, Чтоб и я был другим? Потому и волнение Нарастает в груди. Потому что проказники Мы с больной головой Ждем поминок, как праздника, На её мостовой.
СОЛДАТСКАЯ ПЕСНЯ
Скажи, о чем поют солдаты Когда уходят из Чечни? Какими песнями ребята Свои оправдывают дни?
"Калинка" на концертах льется, Кобзон прощается в слезах... А под гитару что поется В землянках или блиндажах?
О кабаках и легкой жизни, Цыганах, тройках и любви... А где же песни об Отчизне, Которая опять в крови?
Ушли солдатские мотивы Героика прошедших лет. Бандит читает детективы, И заряжает пистолет...
О чем же петь солдатам нашим, Какие ратные слова? Последней музыкой для павших Звенит поникшая трава.
Присягой скованы, как цепью. Немы усталые глаза. Звучат над нивой и над степью Ушедших в землю голоса.
ЧЕМПИОН
Да, я знаю, что мне уготовано, И в кого я буду так влюблен, Я смотрю на сцену зачарованно, Где играет, как по нотам, он.
По ста клеткам, как ребенок, весело Ходит, и не будет он сражен, Потому что не боится прессинга, И в любой атаке искушен.
Он, невольник шашек, - весь в сражении. Но не видно залу, сколько сил Отдает во имя восхождения По ступеням мировых светил.
Постоянный бой - кому-то каторга. Каторга ему не по нутру. Я тогда влюбился в Толю Гантварга И в его прекрасную игру.
СОЧИНИТЕЛЬ
Виктору Пронину
Опять пишу его рукой И мысли льются. Бегут они, и за строкой Не оборвутся.
Чьи нервы здесь - мои, его? Узнаем позже. Где - жизнь, где - вымысел всего? И что дороже?
Он - мой невольник, мой герой. Я твердо знаю. Иду за ним, ползу сквозь строй И получаю...
Из ран моих чужая кровь Течет рекою, А он все водит вновь и вновь Моей рукою.
Он смел, горяч, неистов, зол, Душа бездонна. Я задыхаюсь, но на зов Иду покорно.
Не я пишу, не мой обман, Не я решаю. И чем закончится роман: Умри, не знаю.
КОЛДУНЬЯ
Никого с ума ты не сводила, Не шептала нежные слова. Так откуда дьявольская сила? Так откуда чары колдовства?
Не поила приворотным зельем, Не искала на Купалу цвет. Я и так в полоне провиденья Понимаю, что спасенья нет.
Имя мне твое щебечут птицы. И рисуют тело облака. И глаза, и брови, и ресницы Отражает чистая река.
И в листве я слышу заклинанье. И в росе, купаясь до зари, Я тону, и чувствую дыханье, И шальные запахи твои.
Никого с ума ты не сводила, Никогда колдуньей не слыла. Так откуда дьявольская сила, Что меня в разлуке извела?
КАК В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ
Ты меня целуешь, я дрожу. Так дрожу, что будто бы последний В нашей жизни этот вечер летний, И услышал слово "ухожу".
Я лечу на крыльях. Я тону. Сладостны паденье, невесомость. Как глупа, наивна наша робость, Что любовь оставила одну.
Нет ни покаянья, ни вины, Нет ни слов, ни музыки, ни пенья, Только поцелуи и сплетенья, Словно дни и ночи сочтены.
Вот оно, блаженство, - чудо, дар, Буря, извержение, лавина! Так ли важно, кто из нас мужчина? Мы едины и под нами шар.
Миг - и мы вернулись, ведь для нас Неизбежно было возвращенье. Невесомость - наше наслажденье. Поцелуи - как в последний раз.
ЗОЙКА
Заливается солнце вином, Дерева на морозе топорщатся, А в троллейбусе полупустом Спит усталая Зойка, сверловщица.
Снится ей золотая страна, Как в кино, что смотрела в "Ударнике", Дикий пляж, голубая волна И она в откровенном купальнике...
Вдруг проснулась, не помня лица, Отошла от предчувствия томного, И увидела чуб кузнеца, Что явился из города Сормово.
И придумал - стращать женихов! По заводу гонял их неистово, Говорил, что грозою цехов Стал от чувства большого и чистого.
Ей недолго осталось терпеть, Пусть пальто за деревья цепляется. Причесать бы её, приодеть Зойка первой была бы красавицей...
Он открыл исцарапанный лоб, Что трещал, как земля после засухи, И упали цветы на сугроб Из широкой Борисовой пазухи.
На дорожке, где снег и метель, Согревают друг друга влюбленные. Ветер бьется в закрытую дверь И в замерзшие рамы оконные.
ДОМОВОЙ
Мой домовой безбожно пьет Четвертую неделю. Штакетник острый у ворот Его все время бережет, И стелется постелью.
Не возвращается он в дом Страшится вновь пожара. Не сядет рядом за столом, И не согреется теплом, И паром самовара.
Росой окутаны цветы, Кусты и сыроежки. Ему теперь не до воды. Он хлещет горькую беды, И гладит головешки.
И каждый вечер я веду Под руки бедолагу, Несу пожитки и еду. Но на рассвете он в саду Опять отыщет брагу.
БЕЛЫЙ ДОМ
Это было в нашу с вами войну, Бес ломал через колено страну, Пропивал её, как сват или брат, Черным налом начинался откат.
На мосту рычали танки в пыли. Не на поле брани их привели. Отражалась в Белом доме броня, И стреляли они прямо в меня.
И стреляли они прямо в меня, Казнокрады, верность янкам храня. Лаборанты, не давая уснуть, Проклинали, как всегда, русский путь.
И Москва сгорала, как от свечи. Начинали править бал палачи. Я, сжимая пепел горя в горсти, Говорил России тихо: "Прости".
Говорил России тихо: "Прости", Что не смог от пораженья спасти, Что сгорала с Белым домом Чечня, Что стреляли они прямо в меня.
НАГИБИН
По Армянскому и по Сверчкову Вьется легкий, вечерний снежок, И спешит из двора проходного Паренек на веселый каток.
Вечер Чистых прудов музыкален, Голубые мерцают огни, И звенят по бульвару трамваи, И проносятся школьные дни.
А на льду седовласые зыби:
1 2 3 4 5