На устилавших прилавки вчерашних газетах вырастали кучки любовного
счастья, счастья творчества и счастья игроков. А также огромные кучи
счастья дураков.
Заспанные дворники гладили асфальт березовыми вениками. Очевидно,
асфальту это нравилось, потому что иногда он чуть заметно вздрагивал и
приглушенно хихикал. А по дороге шли дома, которых хозяева отпускали на
ночь за город - попастись. Резво скакали деревянные бараки. Весело
попыхивая трубами, валили трехэтажные общаги. И совсем уж солидно,
вперевалку, топали блочные пятиэтажки, тяжело помахивая подвалами,
забитыми по самые двери ароматным луговым сеном.
Ипат даже остановился, став одним из этих домов, почувствовав, как
приятно возвращаться обратно в город после ночи, проведенной на широком
лугу, где ты почти один и только иногда в ночном тумане мелькнет бок
какой-нибудь глупенькой одноэтажки, которой не сидится на месте, а хочется
побегать и полаять на луну. Просто так. То, что луна может ответить ей тем
же, такое несерьезное строение сообразить уже не может. А жаль...
Наконец, последний дом свернул за угол. Ипата отпустило. Он снова был
человеком. (Рост: метр восемьдесят шесть. Лицо открытое, спокойное. На
подбородке небольшой шрам. Без определенных занятий.) Он даже улыбнулся
молоденькой продавщице "пепси-коки), которая в ответ ему тоже улыбнулась.
И, наверное, поэтому Ипату совсем расхотелось улетать.
Собственно говоря, почему бы не остаться? Можно даже познакомиться с
этой девушкой. Вечером сходить с ней на танцы. А там глядишь и... Но нет.
Одно дело просто улыбаться, другое - знакомиться. И скорее всего она
его отошьет. А потом, часа через два, город скроется в оболочке сажи и
копоти. Станет другим. Тем временем утро будет упущено, и он уже не
улетит. А завтра еще черт его знает, что случится. Может, инопланетяне
нападут! Да и пройти-то, собственно, осталось совсем немного. Рукой
подать. Вот только завернуть за угол. Так, а теперь нырнуть в этот
проходной двор. Слегка переждать, чтобы не попасть под копыта
индрикотериев. Прошли. Ну вот, можно и дальше. Поворот. А сейчас прямо...
Вот он, аэропорт.
Все же он немного опоздал. Десятка два энтузиастов уже отирались у
касс, радостно похихикивая, и для разминки требовали у кассирши билет до
Альфа-Альдебарана или до загадочной планеты Силэб. Кассирша вяло от них
отмахивалась, хорошо понимая, что это так - семечки, и сладко позевывала в
ожидании утреннего чая.
Ипат протиснулся к кассе и попросил, чтобы ему дали самый большой
билет до бабушки Маланьи. С раздражением отложив в сторону помаду, которой
подкрашивала нос, кассирша извлекла из стола пачку бланков, ножницы,
пистолет марки "кольт", баллончик слезоточивого газа и, с ожесточением
взявшись за работу, ровно через минуту и тридцать семь секунд вручила
Ипату билет.
Где-то невдалеке натужно ревел совершающий посадку самолет. Ипат
отошел от кассы и увидел, что пока он получал билет, людей в зале ожидания
набилось столько, что яблоку негде упасть. Сквозь толпу продирались
озабоченные мороженщицы. Возле ног Ипата уселся какой-то грязный, в
телогрейке и кирзовых сапогах тип и, вытащив из уха гитару, ударил по
струнам. По-блатному растягивая слова, да так, что некоторые с треском
лопались, он запел старинную дворовую песню. Тотчас же толпа вокруг него
уплотнилась. Ипата стиснули, и он понял, что попал в ловушку. А гитарист
заливался соловьем, вкусно выводя: "А я тебя и-эх, да поцелую, а потом и -
эх, да зарублю!"
И ничего другого не оставалось, как пройти по головам. Иначе так у
кассы и прокукарекаешь до самого вечера.
Ипат ухватился руками за плечи своих соседей, подтянулся и забросил
сначала одну ногу, потом другую. Выпрямившись, он вытянул для равновесия
руки в стороны и пошел, пошел, пошел туда, где народу поменьше. Он шел по
головам и внимательно смотрел под ноги: не дай бог попадется лысый. Тогда
все - неминуемо поскользнешься. Но мог миловал, и через минуту он уже
спрыгнул на пол в противоположном конце зала и зачем-то вытер руки.
Эх-ма! Ну вот и все. С билетом покончено. До самолета еще уйма
времени. Можно и поразвлечься.
Он прошелся по залу и, остановившись возле девушки, которая бойко
распродавала свежие номера "местной сплетницы", подмигнул ей. Та не
осталась в долгу и ответила тем же. И некоторое время они молча смотрели
друг другу в глаза, а потом Ипату подмигнул очередной номер "местной
сплетницы", и пришлось идти дальше.
Возле центрального фонтана он остановился и, усевшись на его
мраморный край, закурил. Рядом, тоже присев на краешек, судачили две
бабуси. Сначала они говорили о погоде и засолке грибов, потом придвинулись
друг к другу ближе, и одна из них громким шепотом сообщила:
- А вчера-то что было! На молокановской улице оборотня милицайты
подстрелили...
- Да что ты! - выдохнула вторая бабуся.
- Истинный крест! Вот как бог свят... Иду я, значит, за молочком
очередь занимать. Внучек, понимаешь, молочка требует. Уросливый пацаненок,
надо сказать, но я к нему уже приспособилась. Главное, что молоко любит. А
это для здоровья первейшее дело. Так вот, иду я, значит, за молоком.
Петровну встретила. Покалякали о том о сем. Ну, пошли каждая в свою
сторону. И только я за угол свернула... Вдруг: бах, тарарах - шум,
выстрелы. И потом два милицайта волокут его, сердешного, за ноги по
асфальту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12