И вернуться...
А впереди, там, куда уходила колонна, бушевал закат. Иначе и не
скажешь. Лучи заходящего солнца странным образом искажались в воздухе
Лемурии и теперь походили на тысячи кровавых рук, которые тянулись к
цепочке двигавшихся им навстречу машин. Это было странно и боязно. А еще
существовала дорога. И на закате она начинала что-то нашептывать, и
поначалу едва слышно, но чем темнее становилось, тем громче. Когда же
наступала ночь, шепот переходил в явственное бормотанье. И так до самого
рассвета, пока не вставало мрачное, всклоченное солнце. И тогда
становилось видно, как туго приходится передним машинам. Об этом говорили
то и дело мелькавшие на обочине дороги еще дымящиеся, полусожженные трупы.
И чем дальше в глубь Лемурии, тем этих трупов становилось больше...
Временами казалось, что это будет продолжаться вечно, что они
миллионы лет будут вот так ехать, ехать... ехать... миллионы лет...
ехать...
И каждые два часа у какого-нибудь новобранца сдавали нервы. Тогда он
начинал палить по дороге или же заливался идиотским смехом, колотя чем
попало по головам своих товарищей. Колонна останавливалась, новобранца
успокаивали и снова трогались в путь... путь... путь... И угрюмое
молчание. Потому что говорить не о чем. И только иногда кто-нибудь
сплевывал на дорогу и вздыхал:
- Эх, самолетом бы...
Но все уже столько раз это слышали, что даже не поднимали глаз на
говорившего, и только если он повторял это как заведенный снова и снова,
кто-нибудь лениво говорил:
- Заткнись...
И опять ехать... ехать... ехать...
И думать о том, что действительно самолетом все было бы проще. Но
нельзя. Так уж устроено небо Лемурии, что ни один самолет не может в нем
летать. Камнем падает вниз на границе. Говорят, будто в старину какой-то
великий маг наложил на Лемурию проклятье. Это, безусловно, чепуха,
бабушкины сказки. Но самолеты, между тем, не летают. Падают. И поэтому
путешествовать по Лемурии можно только пешком или на автомобиле...
Ипат отвернулся от телевизора и, присев на край кадки, в которой
стояла худосочная пальма, подумал, что из-за невозможности летать над
Лемурией она так долго и была страной, о которой в прессе упоминают раз в
год, да и то как о каком-то курьезе. Дескать, есть вот даже и такая. Ну и
черт с ней.
А потом что-то изменилось в окружающем мире. Почему это случилось,
так никто и не понял, но достоверно известно, что в один прекрасный день
Верховный Предводитель, бессменный борец за демократию, человек, укравший
Созвездие Павлина, имел пятичасовую беседу с министром внешней политики. А
на следующее утро весь мир узнал, что в Лемурии, оказывается, большие
беспорядки. И все газеты стали об этом писать. Подробно и красочно. А
потом Великий Предводитель повелел ввести в нее войска. В целях защиты
демократии. И наступил покой. Правда, по ночам стали приходить цинковые
гробы да на улицах появились молоденькие увечные парни, у которых на груди
поблескивали совсем новенькие ордена. И тогда по всей стране пошли гулять
слухи. Они множились, мгновенно обрастая невероятными подробностями, и в
скором времени никто уже не мог понять, где правда, а где вранье. А тем
временем с экранов телевизоров упитанные дяди и тети-красавицы продолжали
твердить, что все нормально, обстановка стабилизируется и вообще вся
Лемурия с восторгом встречает войска, которые пришли ее освободить... и,
может, даже спички в магазинах подешевеют...
А по ночам, гулко шлепая деревянными ножками по мостовой, приходили
цинковые гробы и стучались в чьи-то двери. И все делали вид, будто их на
самом деле нет. И все отлично. Многие в это даже верили. Год, два, пять...
За это время обстановка в Лемурии стала еще лучше. И даже слухи утихли. К
чему слухи, если и так все ясно? Даже гробы стали восприниматься как нечто
привычное...
Ипат очнулся и ошарашенно посмотрел по сторонам.
Эх!
Он оттолкнулся от стены и пошел прогуляться по зданию вокзала,
рассеянно перешагивая через ребятишек, которые прямо на полу играли своими
прошлогодними снами. А их мамаши сидели на скамеечках и монотонно вязали
длинные, скучные сплетни, тщательно отсчитывая петли и стараясь не
пропустить ни одной достоверной подробности. Время от времени какая-нибудь
из них поднимала то, что у нее получилось, повыше и спрашивала у своих
подруг:
- Ну как?
И те одобрительно кивали, не отрываясь от работы, чтобы, не дай бог,
не пропустить свою очередь похвастаться сделанным. Иногда самая толстая из
них просовывала ногу под скамеечку, на которой сидела, и, тщательно
прицелившись, пинала в корму собственного крохотного мужа, который с
такими же мужьями других женщин прятался там. Мужик мгновенно летел вверх
тормашками, но уже через пять минут, всласть наматерившись, снова
присоединялся к тесному кружку таких же, как и он, обездоленных браком,
чтобы спокойно попить пивка, посудачить о женщинах и перекинуться в
картишки.
Ипат уже сворачивал за угол, к буфету, когда сквозь шум вокзала
пробился крик: "Проворонили, гады!" Наступила мертвая тишина. И в этой
тишине все услышали отчетливый шум мотора взлетающего самолета, который
постепенно перешел в клекот и стал удаляться.
Вокзал охнул и встал на дыбы. Воспользовавшись этим, Ипат проскочил
под стеной в том месте, где она приподнялась над полом метра на два,
кстати - вовремя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12