Но я воздержалась. И вот сегодня... Впрочем, убедитесь сами. - И Белла Борисовна протянула Каричу классную работу Игоря.
Валерий Васильевич прищурился и, отведя листок далеко от глаз, прочел. Видимо, прочитанное не возмутило и даже не очень удивило его, во всяком случае, он совершенно спокойно положил листок на стол и ничего не сказал.
"Странный человек, - подумала Белла Борисовна, - и странное выражение лица у него. Интересно, почему рука забинтована, почему шрам?" Но спросила о другом:
- Так что вы можете сказать?
- По форме хамство, конечно...
- А по существу?
- К сожалению, по существу он совершенно прав.
- Не понимаю, Валерий Васильевич.
- Чего ж тут непонятного. Разве я могу позволить спросить у вас, довольны ли вы своей свекровью? Часто ли изменяет вам муж? Не могу. Так почему же школа может лезть в интимную жизнь ученика? Вы будете обсуждать эти сочинения в классе?
- В классе мы ничего обсуждать не собирались, но знать о жизни своих воспитанников - наша обязанность, какое воспитание вслепую?..
- И вы серьезно думаете, что они вам правду напишут? Вот так возьмут и душу наизнанку вывернут? Сомневаюсь. Такое, миленькая моя, заслужить надо...
"Миленькая моя" неприятно резануло слух, но Белла Борисовна сдержалась и сказала самым миролюбивым тоном:
- Хотя наш разговор и смещается в область чисто теоретическую, я не стану уходить от него. Вот послушайте. - Она достала с полки какую-то книгу, открыла в заложенном месте и громко прочитала: - "Педагогическая мораль советского учителя представляет собой динамическую систему нравственных требований, выступающих и как результат обобщения педагогических фактов в нравственном сознании, и как исходный пункт дальнейшего их осмысления". Понимаете? Мы обязаны осмысливать каждый педагогический факт...
- То, что вы прочли, я не понимаю. И вы скорее всего, извините, не понимаете. Это наукообразный набор бессмысленных слов. А что факты нужно осмысливать, верно. Давайте попытаемся осмыслить вместе. В третьем классе Игорь как учился?
- Этих сведений у меня под рукой нет.
- Какой может быть анализ без фактов первоочередной важности? Ну ладно, я скажу: хорошо учился. В четвертом? Нормально. Но тут в жизни мальчишки произошла драма - погиб отец, которого он любил, которым очень гордился. Да и мудрено ли - Петелин был одним из популярнейших испытателей в стране. Дальше. Игоря зажалели: бедняжка, сиротинушка, почти не вызывали к доске, чтобы не травмировать, ребятишкам не давали пальцем его тронуть и... перестарались. Он был в классе и вне класса. Вот где корень его художеств!
- Позвольте, Валерий Васильевич, но если вы все так отчетливо представляете, если вы так мастерски делаете свой педагогический анализ, разрешите спросить: а где же вы были?
- Я далеко. В эту семью я пришел год назад. Чего ж вы молчите? Вам неловко? Правильно! - И Валерий Васильевич замолчал.
Нервничая и чувствуя, что теряет почву под ногами, Белла Борисовна спросила:
- Что вы предлагаете?
- Вам? Пересмотреть свою учительскую позицию, подумать на досуге, любите ли вы детей и почему они вас не очень обожают. А что касается Игоря, из этой школы я его при всех обстоятельствах заберу. Лучший вариант - он заканчивает восьмилетку и мирно уходит. Худший - вы оставляете его на второй год, но и в таком случае он здесь учиться не будет.
И снова наступило молчание. На этот раз молчание затянулось.
- Простите, Валерий Васильевич, могу ли я спросить, чем вы занимаетесь?
- Вас профессия моя или должность интересует?
- Скажем, профессия.
- Шофер.
- Как? Просто шофер?
- Мастер спорта.
- А должность, если не секрет?
- Старший инженер экспериментального цеха.
- Я как-то не понимаю: шофер или инженер?
- Почему ж "или"? Не "или" - "и". Начинал шофером на фронте. Кстати, этот шрам, - он провел рукой по виску, - оттуда, а не по пьяному делу, как, вероятно, вы предположили; потом механиком работал, на гонках выступал, испытывал новые автомобили, закончил институт, стал работать в экспериментальном цехе, занимаюсь главным образом спортивными машинами, последние годы не выступаю - староват, молодых тренирую.
- Вы, должно быть, очень смелый и уверенный в себе человек? возможно непринужденней произнесла Белла Борисовна и не без кокетства поглядела на своего собеседника.
- Не знаю. Со стороны виднее.
- Во всяком случае, сегодня я получила серьезный урок. Говорю это без удовольствия, но честно. Спасибо.
- Пожалуйста. Если на пользу дела пойдет, буду рад.
На этом они расстались.
Валерий Васильевич вышел на улицу и медленно побрел домой.
А Белла Борисовна долго еще сидела в своем кабинете и никак не могла собраться с мыслями.
Глаза ее механически скользили по строчкам ученой книжки, которую она давеча достала, чтобы поставить на место этого странного родителя; она читала и не понимала, что читает: "Компонентами педагогического труда являются не только собственная педагогическая деятельность, но и деятельность по организации всех субъектов педагогического процесса, стимулирование этой деятельности и регулирование всех противоречий, которые возникают".
Вернувшись домой, Валерий Васильевич не спеша обошел пустую квартиру и заглянул, в комнату Ирины и Игоря, чего обыкновенно никогда не делал. На глаза попала аккуратная, перегнутая пополам, словно палатка, карточка. Почерком Ирины было написано: "У каждого в жизни бывают ошибки, которые никогда и ничем не исправишь". Стефан Цвейг.
"Странно, - подумал Карич, - к чему бы она это написала и для чего выставила на окошко?"
Слова Цвейга дали новое направление мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89