- Почему же на время?
- На постоянно страшно тебя звать. Заграничный кадр - к соответствующим условиям привык! А у нас зарплата не прибавилась, заботы не уменьшились... Тебе небось сотни три в месяц подавай.
- Значит, считаете, подпортился я, зажадничал за границей? - И, вспомнив что-то свое, Грачев заговорил зло и раздраженно: - Вообще-то я понимаю, откуда такие сомнения. Понимаю. Всякой публики я в Африке нагляделся. Одни, как черти, там работали, себя показывали, страну представляли, но был и другой народец: за валютную копейку давились, готовы не жрать были, только б на машину сколотить, в тряпках запутаться. Были и такие. Только я, Николай Михайлович, из другого цеха...
- Или тебя кто обидел? - подозрительно щурясь, спросил Балыков. Что-то ты больно сердитый? Не ожидал, Анатолий Михайлович...
- Обидели меня не там - тут. И хотя говорится: кто старое помянет, тому глаз вон, я все-таки скажу... для ясности... Когда вы за меня перед городским управлением не заступились, мне действительно обидно было... Потому и ушел. А там... лично меня никто не обидел, наоборот, премировали и наградили, и хозяева и наши... А на крохоборов некоторых я не за себя, а за всех нас в обиде.
Помолчали. Балыков подумал: "Пожалуй, теперь с ним будет еще труднее. Был ежом и остался ежом. Тронь - уколет..."
Но группа слесарей была без мастера. А такого, как Грачев, где найти?.. Это тоже надо принять в расчет.
- Неужели ты третий год на меня сердце держишь? - миролюбиво спросил Балыков. - Ведь никто тебя не прогонял, как могли поддерживали... Верно, получилась неувязка, этого не отрицаю, так чего же теперь, всю жизнь помнить?
- Сердца на вас у меня нет. Было б - не пришел. Но, честно говоря, кое-какая обида осталась: это правда, меня не выгоняли, и, думаю, не смогли бы выгнать. Цену я себе тоже знаю... А если желаете, на что обида, скажу.
- Давай, я прямой разговор уважаю.
- Мастер вы, Николай Михайлович, были толковый. И с народом ладить, еще до того как директором стали, умели. И голова у вас работает. Иначе как бы вам институт одолеть? Словом, все при вас. И училище крепкое: грамоты, знамена, благодарности скоро негде будет развешивать. Так почему же вы перед каждым инспекторишкой на задние лапы вскидываетесь? Или перестали?
Балыков выслушал эти неприятные слова очень спокойно, не возражая и не останавливая Грачева. И, только убедившись, что Анатолий Михайлович закончил, спросил:
- А ты уверен, что я и впрямь так уж вскидываюсь?
- К сожалению, даже ребятишки это понимали. Вы не обижайтесь, я ведь говорю, чтобы ясность установить...
- Не был ты в моей шкуре, Анатолий Михайлович, потому и рассуждаешь с легкостью... Но, допустим даже, что ты все правильно понял: и вскидываюсь, и начальству услужить стараюсь... Допустим. Какой мне от этого доход? Какой? Квартиру вне очереди, может, дали? Или зарплату прибавили? Непыльную работку отвалили? Я одиннадцатый год директором. А теперь скажи, Анатолий Михайлович, только так же откровенно, как ты до этого говорил: какую я для себя лично пользу от этого получил?
- Тем обиднее, Николай Михайлович! Если бы вы ради своей пользы старались, я бы, может, скорее понял... осудил или нет - другой вопрос, но понял бы...
- За что меня осуждать? Осуждают за незаконные действия. А у меня т а к т и к а! И польза от нее не мне - училищу: кто в первую очередь самое новое оборудование получает? Где такие педагоги, как у нас, есть? Кому форму без задержки каждый год поставляют? А путевки? А спортинвентарь?.. Молчишь?
Грачев действительно молчал, но вовсе не потому, что Балыков убедил его и он поверил в "тактику". "Можно так рассуждать, - думал Грачев, - а можно и по-другому: вся твоя тактика - одна трусость, и нет в ней ни мудрости, ни хитрости. Вверх ты, правда, не лезешь, но неприятностей как огня боишься". Но говорить Грачев больше ничего не стал. И Балыков принял молчание за предложение перемирия:
- Ладно, Анатолий Михайлович, поговорили - и хватит. Может, ты в чем-то прав, может, я и перегибаю где. Со стороны виднее... А теперь скажи: хочешь у нас хотя бы временно поработать, группу до конца года довести? Есть свободная... А с мастерами зарез...
- Почему же временно? - спросил Грачев.
- Насовсем предлагать не рискую, я же сказал. Не пойдешь ты.
- Пойду.
Грачев очень тщательно готовился к встрече с ребятами. Он знал группу придется завоевывать. Был его предшественник хорош или плох, значения не имеет: между ним и ребятами установились какие-то связи, и к любому преемнику мальчишки отнесутся настороженно. К старому мастеру группа привыкла, приспособилась, выработала какую-то линию поведения. Новый человек - неизвестность, а любая неизвестность несет в себе что-то от опасности.
Как было принято, Балыков представил Грачева группе:
- Рекомендую вашего нового мастера Анатолия Михайловича Грачева. В свое время он закончил наше училище. Много лет работал у нас, потом был командирован за границу для выполнения специального задания и теперь вернулся. - Обернувшись к Грачеву, спросил: - Больше я вам не нужен, Анатолий Михайлович?
Грачев сдержанно поклонился, и Балыков сразу же вышел.
Двадцать пять пар глаз напряженно наблюдали за мастером. Было совершенно тихо, но Анатолию Михайловичу казалось, что все двадцать пять ребят безмолвно спрашивают: "Ну и что дальше?"
- Хау ду ю ду, май янг уоркерс! - тихо сказал Анатолий Михайлович. И группа замерла от удивления и неожиданности. Иностранный язык они учили и то, что мастер говорит не по-русски, поняли, однако... не более того.
- Во дает! - одобрительно выговорил кто-то.
Реплику Грачев оставил без последствий, только подумал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89