Думаю и даже уверен, вы не раз удивлялись способности Анатолия Михайловича разбираться в ваших характерах, проникать, что называется, в ваши души, угадывать ваши желания, причины ваших обид. Верно? Учить и воспитывать, не владея секретами человековедения, невозможно, а начинается эта наука с настоящей литературы. Вот почему Чехова нельзя проходить, Чехова надо постигать! И не только Чехова! Толстой, Лермонтов, Достоевский, Хемингуэй, Горький, Сент-Экзюпери, Куприн - великие учителя жизни. Не познакомившись с ними, вы, возможно, и станете первоклассными слесарями, но никогда не испытаете многообразия радостей жизни... - вот примерно в таком духе говорил я ребятам о книгах и литературе, не ожидая, конечно, никаких дурных последствий.
С неделю после этого мы с Анатолием Михайловичем не виделись, а потом я услышал:
- Ну и дали вы мне по мозгам! До сих пор не могу в себя прийти...
- Не понимаю, - сказал я, - чем вы недовольны?
- Наругали оглоедиков, насрамили, они схватились за книжки. И что теперь получается: один Чехова читает, другой - Экзюпери, третий Куприна... И все спрашивают про то, про это, а мне как быть?
- Я сказал им что-нибудь неверное?
- Все вы очень верно растолковали, только сначала надо было меня просветить, дать время на подготовку. - И, вздохнув, как бы подвел итог: Безнадежное дело серость маскировать...
- Могли бы и не прибедняться, - сказал я.
- А я не прибедняюсь. Культуры мне не хватает, не внешней - как вилку, ложку держать, галстук завязывать, - а настоящей культуры маловато... И не вы тут виноваты - сам...
Мне стало неловко, и я попытался смягчить ситуацию. Стал говорить, что Грачев напрасно казнится, надо учитывать условия, в которых он рос, воспитываясь без родителей...
Говорил я довольно долго и, как мне казалось, вполне убедительно. Но стоило взглянуть в лицо Анатолия Михайловича, увидеть насмешливые искорки в глазах, и я понял, - сейчас получу... И получил.
- Так можно все оправдать, - терпеливо выслушав меня, сказал Грачев. - Так всегда виноватые на стороне будут. А я убежден, что бы в жизни ни случилось, если ты настоящий человек и настоящий мужчина, вини прежде всего себя. Приятель разводится и на чем свет стоит клянет жену. А ведь сам виноват! От стоящего мужа нормальная жена к соседу не убежит. А если даже жена недостойная и кругом виновата, все равно молчи - сам выбирал и не разглядел, что за птица твоя "подруга жизни". Другой пример: молодой мастер напился, угодил в вытрезвитель и жалуется: мол, напоили и бросили. Спрашиваю: "Для чего пил? Сам ведь пил, не насильно... себя и вини!" Это все из жизни. Или вот: мальчишка получил законную двойку, а его послушать - кто виноват? Во-первых, учительница - спросила, когда он не ожидал; во-вторых, "Спартак" - играл с киевским "Динамо", и он, вместо того чтобы уроки делать, у телевизора проторчал; в-третьих, виноват еще Колька - тихо подсказывал... Нет уж, не утешайте. Сам человек за себя в ответе, только сам.
Незаметно мы возвращаемся к нашему постоянному и главному разговору о мальчишках.
- Вы когда-нибудь обращали внимание на выражение лица мальчишки, когда он просит у отца двугривенный? Обратите... Присмотритесь и хорошенько подумайте над тем, что увидите...
Почему-то мне вспоминается почти забытое детство. Конечно, своего лица я не мог видеть, а если бы и видел, не запомнил, но чувство стеснения, отчаяния и чего-то еще, липкого и унизительного, возникавшее каждый раз, когда мне, двенадцатилетнему пацану, приходилось обращаться за деньгами к родителям, оказывается, еще не совсем выветрилось... живет.
- Мальчишка просит у отца двадцать копеек. Возможные варианты? Отец не спрашивая, для чего деньги и почему нужен именно двугривенный, небрежно дает монету и проходит мимо. И есть в отцовском жесте что-то оскорбительное, будто милостыню подал... Это легкий случай! Бывает, бдительный родитель долго выясняет, так ли уж нужны сыну двадцать копеек. Не собирается ли он истратить их на сигареты?.. Не довольно ли будет гривенника?.. В итоге - за двадцать копеек мальчишка унижен на полный трояк. Это уже трудный случай! Между такими, крайними, вариантами с десяток промежуточных. И вот что получается: легкие деньги - плохо, трудные деньги - тоже плохо. Мы стараемся обходить проблему материальной зависимости детей от родителей, помалкиваем, делаем вид, что ничего такого вообще нет, а между тем половина неприятностей начинается с копеек. Даже не с самих копеек, а с того сложного клубка взаимоотношений, который завязывается и часто запутывается именно на этой почве. И тогда приходится по живому резать... Через сорок минут предстоит подобная операция. Если есть желание, можете поприсутствовать. Поучительный будет разговор, хотя и скучный.
Пока Анатолий Михайлович говорит, он низко опускает голову, словно хочет боднуть собеседника - есть у него такая привычка, я думаю: "Вот он всегда такой - стремительный и неожиданный. Выдал мне "за литературу", признал свои промахи и тут же, без передыха, понесся дальше".
Иногда Грачев кажется непоследовательным, вероятно, он и на самом деле не взвешивает заранее каждое слово, не репетирует каждый жест, но курс свой держит точно и цель видит ясно...
Не знаю, возможно ли другому человеку скопировать воспитательные приемы Анатолия Михайловича, скорее всего нельзя, но наблюдать за ним, учиться его искренней увлеченности - одно удовольствие...
В кабинете завуча никого постороннего, кроме меня, нет. Грачев сразу объясняет, кто я, почему здесь, и спрашивает:
- Не возражаете, чтобы разговор происходил в присутствии товарища?
Вижу испуганный взгляд, замечаю нервные движения пальцев, слышу чуть хриплый голос матери:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89