Очередь на тебя стояла...
- Повезло тебе, - говорю я и смотрю на Галю.
- Мне? А ему?
- По-моему, нам в самый раз выпить по рюмочке за справедливость и везение, - предлагает Валерий Васильевич, - чисто символически, всерьез тебе, Галка, нельзя, я понимаю.
- За справедливость и за везенье можно, - говорит Галя и достает пузатый графин с какой-то темно-коричневой настойкой.
Мы выпиваем по рюмочке. И Галя спрашивает:
- Ну что, поладили? А то я все время как по ножу ходила. Все-таки, Валера, он, - Галя кивнула в мою сторону, - нашим ведомым был, самый старый друг, ребят с рождения знает. И по первому знакомству нехорошо вы друг на друга смотрели. Или вру?
- Так ведь не каждый раз с первого взгляда получается, - замечает Валерий Васильевич.
Приходит Ирина. Оглядывается и спрашивает:
- Что это у вас такой вид, будто на свадьбе гуляете?
- Тебе не нравится? - спрашиваю я.
- Нравится.
Игоря в тот день я так и не дождался. Уезжая, положил на его стол развернутый сталинградский лист. Сказал Ирине:
- Если спросит, откуда карта, скажи, что я оставил.
- А это отец написал?
- Да.
- Вам?
- Мне.
- "Человек должен стремиться вдаль", - читает Ирина. И молчит.
К вечеру подморозило, и асфальт сделался сухим, светло-серым. Я люблю пустынные улицы моего города, особенно в поздний час, когда идешь и слышишь собственные шаги. Идешь, и вдруг начинает казаться, что рядом с тобой шагает время...
Приближаюсь к Самотеке. Это район нашего с Пепе детства. Здесь в кривых старых переулках мы гоняли мяч, лазили на крыши сараев, дрались и строили первые планы. Сколько лет минуло? Целая жизнь, можно сказать, прошла. И всегда мне казалось, похожего на Пепе человека быть не может. Лучше, хуже сколько угодно, но такого, чтобы я сказал: он похож на Пепе, нет! И вдруг, словно в голову ударяет, а ведь Карич удивительно напоминает Петелина. Не лицом, не манерой держаться, а чем-то куда более существенным, глубинным. Я даже останавливаюсь, будто хочу услышать ответ в шелесте еще голых деревьев Цветного бульвара; они должны помнить Пепе...
Человек - сложная система, но все равно и люди, как всякая система, должны укладываться в какие-то условные координаты: честный - нечестный, смелый - трусливый, щедрый - жадный, осторожный - рисковый, открытый замкнутый, умный - глупый, добрый - злой...
И укладываем, стараемся, подгоняем и ставим отметки: честности - на четверку, смелости - на тройку, щедрости - на пять с плюсом, ума - на тройку... и тщимся вывести средний балл - хороший, вполне приличный, так себе... Жаль, что, ставя отметки людям, мы чаще всего забываем оценить отношение к труду. А в этом отношении, я совершенно уверен, ключ от главной тайны каждого - надежный ты или нет?
Когда-то Пепе был слесаренком, потом стал летчиком истребительной авиации, позже поднялся в летчики-испытатели. И всегда он оставался р а б о т н и к о м, всегда труд для него был не только обязанностью, но радостью, необходимостью, гордостью. И в этом они похожи - Пепе и Валерий Васильевич...
Тихо. Прохладно. Сухо щелкают шаги по светло-серому пустынному асфальту. И время будто шагает рядом, безостановочное, неутомимое время. Один современный писатель назвал Москву добрым городом, кажется, это лучшая строчка из великого множества опубликованных им строк.
И снова я думаю об Игоре.
Только труд убеждает. Лучше всех слов... Труд может совершить и изменить все... Но как сказать об этом Гале, Валерию Васильевичу, Игорю?
Вот Пепе я бы не задумываясь выложил:
- Отдай, Петька, своего красавчика в руки хорошего мастера, и через год он станет человеком!
Пепе понял бы и, уверен, согласился со мной.
ШАГ ЗА ШАГОМ
Ирина проснулась среди ночи и, еще не до конца разлепив веки, поняла - в комнате включен свет. Взглянув сонными глазами на часы, увидела - четверть четвертого. На письменном столе горела настольная лампа, прикрытая сложенной вдвое газетой. Игорь сидел за столом, уронив голову на скрещенные руки. Постепенно до Ирины дошло: заснул над физикой. Ей сделалось жалко Игоря.
Поеживаясь, Ирина спустила босые ноги на пол, зевнула, потянулась и быстрыми, мелкими шагами перебежала комнату.
- Игаш, Игаш! Проснись.
- А? Сколько времени?
- Четвертый час, Игаш. Ложись, ты же не встанешь в школу.
- Я что, заснул?
- Заснул. И не разгуливайся. Быстренько раздевайся и ложись.
Игорь заглянул в учебник, судорожно, по-собачьи, клацнул зубами и сказал:
- И всего-то чуть-чуть не дочитал... Жалко.
- Ложись, Игаш, теперь уже никакого толка читать нету. Поздно.
Они разошлись по своим кроватям, и Игорь потушил свет.
Ирина не сразу пригрелась под одеялом и не сразу уснула. Она думала об Игоре. Вот уж месяц, как он судорожно цепляется за книжки, пачками решает задачи, носится в Москву на дополнительные занятия с Таней и Вадимом, терпеливо отчитывается перед Алексеем, когда тот раза два в неделю приезжает его проверять и натаскивать... Он старается, как не старался никогда еще в жизни. И все-таки не верится, чтобы Игорь благополучно рассчитался за восьмой класс. В Игоревом упорстве есть элемент истерики, перенапряжения. Что говорить, не к знаниям он рвется, нет; честолюбие взыграло: "Я не хуже других!" - и еще он хочет "отомстить" Белле Борисовне, классной, вообще школе, которую не любил раньше и не полюбил теперь. А если сорвется, что тогда будет?..
Как только тренькнул будильник, Игорь вскочил и сразу стал собираться.
Первых двух уроков он даже не заметил. Игорь не слышал, о чем шла речь: мысли его, опережая время, были на контрольной по физике; неустойчивые, надо сказать, это были мысли: то ему казалось, что он напишет работу с легкостью, то его шибало в нервный озноб - нет, ни за что не написать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89