С трудом вырвавшись от сумасшедшей козы, мы пошли в лагерь. По дороге мне удалось привести в порядок свои мысли. Постепенно эти мысли превращались в горячие слова, обращенные к отряду:
"Друзья! Пионеры! Я хочу вам открыть горькие, как горчица, и кислые, как уксус, истины. Почетное право их открыть я завоевал в битве с психической козой, и прошу выслушать меня, не перебивая. Слушайте же меня, друзья, и знайте! Вся история с соревнованием за привес не стоит разбитого шарика от пинг-понга. Кому он нужен, этот глупый привес?! Мы не домашние животные, в том числе не козы и не поросята. Людям необходимы наше здоровье и бодрый дух, а не жир, даже если он сортом выше, чем вологодское масло. Скажем же "да!" соревнованию в учебе и спорте, и крикнем громкое "нет!" соревнованию за толстый живот! Чтобы хорошо питаться, не надо затевать борьбу. Надо только добросовестно пережевывать и обязательно глотать нашу замечательную калорийную пищу. И говорить спасибо".
Это была красивая речь. Думаю, не хуже речей знаменитого древнего оратора Цицерона в Римском сенате, которые постояно хвалит наш учитель истории Семен Семенович. А он зря хвалить не станет - мы-то уж точно знаем.
Подойдя к лагерю, мы увидели Костика Соболева. Он куда-то мчался с недозволенной скоростью. При всеобщей борьбе за привес такая скорость мне показалась подозрительной.
- Эй, соревнующийся,- крикнул я,- растрясешь килограммы!
- Имеем право! - Костик круто свернул со своего курса и подскочил к нам.
Оказалось, что в наше отсутствие в лагере произошли важные события. В медчасти мнимых больных разоблачили задолго до того, как они успели показать все симптомы своих заболеваний. Ниточка потянулась дальше. Узнав в чем дело, отрядные вожатые и воспитатели ахнули. Состоялся большой и полезный разговор. Борьбу за привес признали никчемной затеей, а также медвежьей услугой, которую мы оказали собственному здоровью и - что особенно важно - самим принципам соревнования. Оба отряда всё хорошо продумали, взвесили и прочувствовали.
Сообщение Костика меня глубоко задело. Моя пламенная речь на уровне Цицерона теперь не требовалась никому. Образец ораторского искусства бесповоротно пропал. Его можно было выкинуть на помойку.
- Сейчас-то куда бежишь?- поинтересовался Вовка Трушин у Костика.
- На спортплощадку. Затеваем соревнование за прирост. Какой отряд на сколько сантиметров вырастет. Хочу на пе-рекладине повисеть полчасика. Чтобы вытянуться...
"Речь пока не надо на помойку,-подумал я. -Пригодится!"
КА ЧЕ?
В нашей школе ребятам до восьмого класса часов носить не разрешают. Строгости страшные, проверки каждый день! Обнаружат часы, отдадут завучу Ольге Александровне, и они лежат у нее, пока кто-нибудь из родителей не придет. Никто не знает, сколько до звонка-изводятся все ужасно. Мишка нашел выход из положения еще в четвертом классе, когда папа подарил ему "Ракету": стал носить часы на но-ге. Скоро год их носит, и ни один проверяющий часов не оты-скал. Мы всегда знаем время с точностью плюс-минус сорок пять секунд-такое отклонение в суточном ходе часов допускается инструкцией.
Как-то Костик спросил:
- Послушай, Сазонов! Будь любезен, если не трудно, скажи, пожалуйста, который теперь может быть час? Сколько осталось минут до конца урока?
Мишка как-то странно посмотрел на Костика и не ответил. Задумался. Тот раза три спрашивал, прежде чем Мишка отвлекся от одолевших его мыслей. Костик смертельно обиделся - он у нас душевно ранимый.
- Зачем,-упрекнул я Мишку, когда шли домой,-Костика расстроил?
- Нечаянно.-В Мишкиной голове все еще шел активный процесс мышления. Он повернулся ко мне: - Ты в вопросе Костика не заметил ничего интересного?
- Это ему было интересно, который час,-сказал я. - А ты молчал... Трудно, понимаешь, ногу поднять!
- Вопрос, который задают очень часто...
- Еще бы,-хмыкнул я.-Миллионы людей на земном шаре спрашивают у других миллионов о времени чуть ни каждый миг. И получают, между прочим, ответ! Один Костик остался без ответа.
- В том-то и ужас, что миллионы, - вздохнул Мишка. - Знаешь, сколько слов в вопросе Костика? Обрати внимание: послушай-раз, Сазонов-два, будь-три, любезен-четыре...- Мишка помнил всю фразу.-...Осталось - шестнадцать, минут-семнадцать, до-восемнадцать, конца-девятнадцать, урока-двадцать. Занимает четверть минуты, не меньше!
- Если пятнадцать секунд,-догадался я, куда гнет Мишка,-помножить на миллионы, получатся тысячи часов...
- Их человечество расходует совершенно напрасно!- воскликнул Мишка. Впустую!
Мы с Мишкой живо представили себе толпы людей на всех континентах, островах и полуостровах день и ночь задающих друг другу один-единственный вопрос. Тот самый, который Костик задал Мишке. Вопрос занимал пятнадцать секунд, но секунды, перемноженные на миллионы спрашивающих, превращались в долгие, томительные часы пустого существования. В эти часы люди всего и делали, что интересовались друг у друга, который час. По всем признакам жизнь замирала, останавливались фабрики и заводы, самолеты не взлетали с бетонных дорожек, застывали на синих рельсах поезда, корабли не бороздили океаны... Люди интересовались временем и не заметили, как сами его остановили! Над человечеством нависла угроза. Надо было что-то делать!
- Кое-что можно предпринять,-уверил меня Мишка.
- Купить всем часы, - сказал я. - Пусть смотрят!
- Нереально. Да и проблема гораздо шире. Смысл вопроса, который задал Костик,-разъяснил Мишка,-для человечества не опасен. Важно, как его задать, в какой форме. Костик, например, потратил двадцать слов там, где можно обойтись двумя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25