В конце двора была заброшенная кузница. Там сваливали всякий ненужный хлам: поломанные сани, заржавленное железо, разбитую посуду.
Дверь кузницы была плотно закрыта и привалена тяжёлым камнем. Я потянула её к себе. Дверь подалась немного, и я бочком протиснулась внутрь. Там было темно. После яркого света я ничего не могла рассмотреть.
Вдруг под печкой, где кузнецы раздувают огонь, послышался шорох. В темноте зажглись четыре зелёных огонька. Я вздрогнула и попятилась. Я нисколько не побоялась бы обыкновенного волчонка, но… с четырьмя глазами…
– Да он не один! Их двое.
Волчата заворчали и, судя по шороху, полезли ещё дальше под печку.
Я знала, что лучший способ расположить к себе животное – это покормить его получше. Я побежала на кухню, налила в миску молока, покрошила туда хлеба и вернулась в кузницу. Приоткрыла дверь, чтобы было немножко посветлее, поставила миску на земляной пол, а сама спряталась в темноту.
Волчата долго боялись подойти к еде. Но она пахла очень заманчиво, а они были голодные.
И вот из-под печки выглянула одна серенькая мордочка. За ней – другая. Волчата выползли на свет, осмотрелись и осторожно подобрались к миске.
Тут уж они забыли всякий страх. Широко расставив лапы, они хватали куски, дрожали, захлёбывались, толкали друг дружку. Оттого, что им надо было сразу и проглатывать и рычать, они давились и кашляли прямо в миску, так что молоко в ней вздувалось пузырями.
Они были так заняты едой, что не заметили, как я подошла ближе.
Продолжая ссориться, они, как самые обыкновенные голопузые щенки, оттирали друг друга плечами. Как и у щенков, у них были большие животы и лапы, только хвостики были потоньше и поголее, а уши торчали вверх.
Еда кончилась, но волчата не собирались расставаться с миской. Один забрался в неё с ногами и старательно вылизывал последние крошки. Другой поднял голову, вздрогнул и пристально уставился мне в лицо. Я видела, что волчонок растерялся, улыбнулась и, чтобы он не боялся, хотела его погладить.
Щёлк!
Я едва успела отдёрнуть руку. Волчонок тоже отскочил в сторону.
Вот злючка несчастная! От горшка два вершка, а тоже ещё, не даётся погладить. Чуть палец не откусил. А за что, спрашивается: за молоко и хлеб? Ладно же!
Я не стала больше набиваться им в дружбу. Но, по правде, мне было обидно.
Во дворе меня окружили ребята:
– Ну, что волки, какие они?
– Отличные волки, – ответила я без запинки, – сразу же стали ко мне привыкать. Уже слушаются меня. Вот только надо придумать им имена.
Мы расселись на брёвнах тут же, возле кузницы, и стали придумывать. Отец сказал, что волчата – самка и самец, и мы назвали их Диана и Том.
В полдень я снова принесла им еду и позвала, зачмокав губами: «Путь, путь, путь, путь…»
Волчата вылезли и принялись есть. Пока они ели, я широко раскрыла дверь. В кузницу заглянули собаки. Я испугалась, что они будут драться с волчатами, и хотела их прогнать. Но волчата сами бросились к ним навстречу, поджав хвостики и улыбаясь. Они старались лизнуть их в морды, опрокидывались на спину, дрыгали в воздухе ногами – словом, пресмыкались перед ними, как настоящие щенки. Наверно, они принимали собак за волков и потому так сильно радовались.
Собаки строго на них огрызнулись. Миска с едой была им в сто раз интереснее этих двух маленьких подлиз. Они понюхали миску, доели то, что волчата не успели, и пошли из кузницы во двор.
Волчата так ликовали при виде собак, что забыли всякий страх и осторожность и побежали следом за ними. Они отошли довольно далеко, как вдруг оглянулись по сторонам… и ужаснулись. Ничего похожего им никогда не встречалось в лесу.
Увидели телегу – прилегли к земле и оскалились. Подождали немного – телега не шевелилась. Видно, не собиралась нападать. Они осмелели.
Вытягивая шейки и приседая от страха, они дошли до середины двора.
Собаки давно убежали от них на крыльцо, и волчата остались одни. Они жалобно заскулили, но собаки не пожелали сойти к ним. Тогда они убрались восвояси.
На беду, им пришлось проходить мимо амбара. Под амбаром жила собака Лютня со своими новорождёнными щенками. Она вообразила, что волчата подкрадываются к её детям. Вылетела, схватила за шиворот Томчика и основательно его встряхнула.
Мы бросились выручать волчонка.
Лютня выпустила его из зубов, и оба они – Дианка и Том – убежали в кузницу, забились под печку и утихли.
Вот бедняга Том! В первый раз вышел, и так ему досталось!
Мы в смущении топтались вокруг кузницы, заглядывали под печку, ласково заговаривали с волчатами, подсовывали им разные лакомства.
Они милостиво съедали угощенье, а в ответ на уговоры только сердито бурчали.
Но, как ни велика была обида, они недолго усидели под печкой.
Сначала высунулась Дианка. Вылезла, посидела немножко и опять юркнула обратно.
Потом вылез и Томчик. Ухо у него было всё в крови, голова взлохмачена, под глазом оцарапано. Он встряхивал головой и наклонял больное ухо к земле.
Рядышком, плечом к плечу, уселись они на пороге кузницы и смотрели на двор, обиженные и грустные.
Следующий день прошёл так же, а на третье утро, когда я пришла их кормить, они уже стояли у дверей и ждали.
Дианка вышла во двор и, незаметно для себя, взобралась за мной на ступеньки террасы. А Томчик остался внизу.
Мы заметили, что Дианка была гораздо бойчее брата. Она первая вылезала на зов и при виде чашки с едой умильно облизывалась.
На террасе как раз пили чай. Дианку отлично встретили. Никто её не пугал. Наоборот, все старались угостить её чем-нибудь. Ей набросали много лакомых кусочков. Она наелась и, очень довольная, спустилась вниз к брату.
1 2 3 4 5 6 7 8