Показывают восход и заход солнца и даже определяют положение луны. Детям даже кажется, что пан Венцл вовсе и не часовщик, а звездочёт или астроном.
34
В десять дети стараются уснуть, но это им плохо удаётся. Отка почему-то время от времени дрожит, а у Адама засыпают руки, ноги, засыпает и живот, и грудь, и плечи, а голова никак не хочет уснуть. Он никак не может забыть о сегодняшней драке! Какую же великую ошибку он совершил, когда не наступил ногами на грудь Шары!
- Мне как-то холодно, - жалуется Отка.
- Тебе вовсе не холодно, просто ты тоскуешь.
- А ты что-нибудь расскажи, может, я и согреюсь.
- Вспоминай, если хочешь, вместе со мной о Ежке.
- Ладно, давай.
- Вот это противник! Он никогда за спиной обо мне ничего плохого не говорит. Обзывает только, когда мы встречаемся.
- А как он тебя подкарауливает! Но, правда, кричит, когда собирается камнями бросаться. Чтоб ты спрятался!
- Он дерётся только честно. И ни разу не напал на меня сзади, ни разу не подставил мне ножку.
- А потом вам всегда обоим попадало: Ежке от пана Альтмана, а тебе от нашего отца.
- Вот именно. Поэтому мы и не забываемся, - говорит Адам и чувствует, что так оно и есть на самом деле.
Ежка Альтман - противник для него совершенно ясный. Адам его хорошо знает и понимает, чего можно от него ждать. А потому испытывает к нему даже что-то вроде симпатии, хотя ему всё время приходится за ним следить и думать, как бы в чём не промазать. Как бы тот его не опередил в этом состязании силы. Шара же для него совершенно непонятен. Адам не знает ни его характера, ни его друзей. Не знает даже, есть ли у него отец? В общем, он ничего не знает про Шару. Есть ли вообще кто-нибудь, кого он должен слушаться? Поэтому он должен быть готовым ко всему - и к честной драке, и к коварству. Вот Адам и не может уснуть. И ему очень хочется домой. Он чувствует себя здесь чужим.
- Адам! - зовёт опять Отка.
- Чего тебе?
- Знаешь, о чём я думаю?
- Нет.
- Тётя поехала за ребёночком на Мораву, правда?
- Да, она же нам об этом сказала.
- А мы с тобой тоже с Моравы?
- Да ты что! Мы из нашей деревни.
- А ты откуда знаешь?
- Я помню, как ты народилась. Очень хорошо помню! - Ну, я рада. А как ты народился, тоже помнишь?
- Про себя нет.
- Ну вот видишь!
- Но мне даже и в голову не приходило, что я с Моравы.
- Всё может быть. У тебя светлые волосы, а у меня нет.
- Ну, мы дома спросим.
- Правда, - Отка уже зевает, - придётся дома спросить.
35
Утро дети почти проспали. И просыпались они медленно. Где они? В Выкане? В Праге? Если бы они были на Выкане, то их встречало бы свежее утро, роса, а в Праге в окно светит только солнце. Кто знает, бывает ли когда-нибудь в Праге роса? Чтобы убрать постели, ребята выдумывают игру. Они говорят себе, что диваны - это огромные черепахи, которые задыхаются под одеялами. Громко крича, они сбрасывают их и убирают. Черепахи освобождены! Отка сразу же превращается в укротительницу. Вот она оживляет кресло, и оно становится львом. Оживляет ковёр, и он летит, как цапля, оживляет стеллажи с книгами, и вот перед нами слон, который любит читать, стул превращается в собаку, африканская маска и египетский бюст ещё во что-то. Дети вдруг замечают обстановку в квартире, а раньше они не обращали на неё никакого внимания. Теперь всё кажется им живым.
- Ну, вот мы уже всё и прибрали, - смеётся Отка.
- И теперь тётя может приехать вместе с Владей.
- Но мы ведь ещё не наигрались, - жалуется Отка. - Придумай что-нибудь.
Адам думает, думает, затем берёт ключ, который нашёл вчера, и говорит:
- Пани, я продаю ключ.
- Сколько стоит?
- Сто семнадцать крон.
- Слишком много, я до ста семнадцати, может, и недосчитаю.
- Ну, тогда семнадцать крон.
- Ну что же это за ключ, который стоит семнадцать крон?!
- Он открывает все замки в дверях, в воротах, замки висячие и патентованные, стальные и никелированные.
- Простите, но вы не читаете газет.
- Как то есть не читаю, когда я читаю?
- А там было написано, что с сегодняшнего дня все замки должны быть открыты. Ключей больше вообще не потребуется.
- Отка, я сейчас тебя стукну, - говорит весело Адам и нечаянно смотрит в окно.
Улыбка с его лица немедленно исчезает, потому что у табачной лавки, где продаются также и газеты, он видит сцену, которая сильно его волнует. Приземистая женщина даёт там подзатыльник черноволосому мальчику. А потом ещё один подзатыльник. Наконец она бросает ему пачку газет. Мальчик поднимает их и бежит по тротуару. Вот он уже затерялся в толпе.
Ничего в этом нет особенного. Мать приучает к порядку своего сына. Но только ведь это не просто какой-то там мальчик, а его смертный враг - Шара.
- Куда ты уставился? - спрашивает Отка и тоже подходит к окну.
- Никуда, - отвечает Адам вдруг обрадованно. Наконец-то он хоть что-то знает о Шаре. Это - мальчишка, как любой другой, и, значит, дома ему тоже достаётся.
- Адам, я тебя стукну, - заявляет Отка, и по её сверкающим глазам видно, что она так и собирается сделать.
36
Тереза вызывает Отку в коридор и громким шёпотом рассказывает ей, что было вчера в кино. Она беспокойно оглядывается, до сих пор негодуя и сердясь. Да ничего хорошего не было! Лучше бы уж он не встретился на её жизненном пути! И зачем только она влюбилась? Что, собственно, случилось? Да этот её герой в кино слишком громко смеялся, когда никто вообще не смеялся. Люди оглядывались на него, и Тереза прекрасно понимает, что они думали. Как можно смеяться, когда на экране не происходит ничего смешного? Ну разве можно ей с таким встречаться? Нет, нельзя. Даже если бы он был писаным красавцем, и разве можно за такого выйти замуж? Нет, и думать об этом не стоит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21