Все трое стали жертвами, приговоренными к высшей мере за помехи, чинимые деятельности «Генсис». На самом деле их поймали во время незаконного отлова шимпанзе на предоставленном Зоне куске земли в сто квадратных миль. Эту территорию Зигфрид считал собственной охотничьей вотчиной.
Несколько лет назад, когда Бертрам вежливо усомнился в разумности решения выставить черепа напоказ, Зигфрид, не смущаясь, ответил: черепа заставляют туземных работников ходить на цыпочках. «Они способны уразуметь обращения такого рода, – объяснил тогда Зигфрид. – Такие символы им понятны».
Неудивительно, подумал про себя Бертрам, что до местных дошел смысл угрозы. Особенно если учесть, что жили они в стране, пережившей зверства дьявольски жестокого диктатора. Бертрам никак не мог забыть, что сказал Кевин, впервые увидевший черепа. Тот признался, что они напомнили ему о Куртце, безумце из романа Джозефа Конрада «Сердце тьмы».
– Вот и все, – произнес Зигфрид, отодвигая от себя подписанные бумаги. Прозвучало у него это слегка на немецкий лад, слившись в одно слово: «вотывцо». – Что вас беспокоит, Бертрам? Надеюсь, с новыми бонобо никаких осложнений нет?
– Совсем никаких. Две приплодные самки превосходны, – ответил Бертрам, не сводя глаз с управляющего территорией Зоны. У того самой примечательной деталью внешности был уродливый шрам, протянувшийся от мочки левого уха, через всю щеку и захвативший верхнюю губу до носа. За долгие годы, пока шрам рубцевался, постепенно стягивая кожу, уголки рта Зигфрида разошлись в постоянном насмешливом оскале.
Формально Бертрам Зигфриду не подчинялся. Как главный ветеринар крупнейшего в мире заведения по исследованию и разведению приматов Бертрам общался напрямую со старшим вице-президентом «Генсис» по производству, который сидел в Кембридже, что в штате Массачусетс, и имел прямой доступ к Тейлору Кэботу. Однако в повседневных делах, особенно тех, что касались проекта с бонобо, в интересах Бертрама было поддерживать задушевные рабочие отношения с хозяином территории. Беда в том, что Зигфрид мог вспылить по любому пустяку, и непринужденное общение с ним давалось с трудом.
Карьеру в Африке немец начал в роли белого охотника, готового (по сходной цене) сделать для клиента что угодно. При такой репутации ему пришлось перебраться из Восточной Африки в Западную, где законы охоты соблюдались не так строго. Зигфрид создал крупную организацию, и дела шли хорошо, пока не грянула беда: в самый решительный момент загонщики подвели, в результате громадина слон истрепал Зигфрида чуть не до смерти, а супружеская пара, нанявшая охотника, погибла.
Тот случай поставил крест на карьере Зигфрида как белого охотника. К тому же на лице остался шрам и перестала действовать правая рука. Безжизненная конечность бессильно свисала с плечевого сустава.
Ярость, обуявшая Зигфрида после того случая, сделала его человеком злобным и мстительным. И все же «Генсис» отдала должное его умению наладить дело в столь диких краях, знанию повадок животных и жесткому, но действенному способу обходиться с коренным африканским населением. Компания сочла, что такой человек идеально подходит на роль управляющего ее африканским предприятием с оборотом во многие и многие миллионы долларов.
– Тут еще одна закавыка получилась в деле с бонобо, – начал Бертрам.
– Что-то новое в придачу к вашей фантастической истории про то, как обезьяны разделились на два сообщества? – высокомерно поинтересовался Зигфрид.
– Обнаружить перемену в социальной организации – это, черт побери, законный повод для беспокойства! – воскликнул Бертрам, начиная багроветь.
– Это по-вашему, – заметил Зигфрид. – А я вот поразмыслил над этим, да так и не понял, какая нам разница. Нам-то что, в одну стаю они сбились или в десять? Нам от них нужно только, чтобы они сидели на месте да оставались здоровыми.
– Не согласен. То, что бонобо разделились, означает, что они не поладили. Такое поведение для их вида нетипично и в дальнейшем может навлечь беду.
– Об этом я предоставлю волноваться вам, профессионалу. – Зигфрид откинулся в кресле, так что оно пискнуло. – Лично меня не волнует, чем эти обезьяны занимаются, пока ничто не грозит потоку денег и фондовых опционов. Проект превратился в золотую жилу.
– Новая закавыка связана с Кевином Маршаллом, – сказал Бертрам.
– Господи, что же такого натворил этот худосочный простак, что вы заволновались? – усмехнулся Зигфрид. – При такой паранойе всем очень повезло, что вам не приходится заниматься моими делами.
– Ученый червяк извел себя до крайности, оттого что видел, как с острова поднимается дым, – сообщил Бертрам. – Он дважды ко мне приезжал. Неделю назад и еще раз сегодня утром.
– Что страшного в дыме? Что его гложет? Он, похоже, больше вашего чудит.
– Он считает, что бонобо, возможно, используют огонь, – пояснил Бертрам. – Прямо он этого не сказал, но, уверен, именно такое у него на уме.
– Что вы имеете в виду, говоря «используют огонь»? – Зигфрид даже подался вперед. – Хотите сказать, что они разводят костры, чтобы обогреться и приготовить пищу? – Управляющий захохотал, отчего его всегдашний насмешливый оскал никак не изменился. – Не понимаю я вас, горожан-американцев. Стоит вам попасть в джунгли, как вы собственной тени начинаете пугаться.
– Звучит нелепо, знаю, – отозвался Бертрам. – Разумеется никто больше дыма не видел, а если и дымило, то от грозовых молний. Закавыка в том, что он намерен отправиться туда.
– Никто к острову близко не подойдет! – зарычал Зигфрид. – Только во время сбора урожая – и только бригада сборщиков!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158