Миссис ван Тьювер легко могли заметить и узнать, а ей, пожалуй, не следовало открыто показываться на улице с митинговым агитатором. Сильвия попробовала было протестовать, но миссис Фросингэм, добродушно рассмеявшись, уверила ее, что миссис ван Тьювер еще успеет скомпрометировать себя, когда познакомится с ее убеждениями.
Митинг должен был состояться у подножия лестницы Казначейства. Мы обогнули этот квартал по Брод-стриту и остановились за углом. Подобные митинги на открытом воздухе устраивались в городе в течение всего лета и осени, так что публика успела привыкнуть к ним. Поэтому, хотя до двенадцати часов оставалось еще несколько минут, на улице толпилось уже порядочное количество людей. На широких ступенях лестницы стояла группа мужчин. Один из них держал в руках красное знамя, а остальные – пачки брошюр и книг. Среди них была и наша приятельница. Она посмотрела в нашу сторону и улыбнулась, но не подала вида, что знает нас.
Сильвия откинула воротник своего собольего пальто и сидела, напряженно выпрямившись. Ее карие глаза возбужденно блестели, а золотистые волосы выбились из-под маленьких полей мягкой бархатной шляпы светлым ореолом. Она с жадным любопытством разглядывала группы озабоченных людей, спешивших к этому углу.
Я не испытывала такого волнения со дня своего первого бала, – шепнула она мне.
Толпа так возросла, что пробраться через Уолл-стрит стало почти невозможно. На башне старой церкви Святой Троицы часы пробили полдень, и митинг должен был начаться с минуты на минуту. Вдруг я услышала восклицание Сильвии и, обернувшись, увидела прекрасно одетого господина, который, выйдя из конторы «Морган и компания», пробирался к нам сквозь толпу. Сильвия схватила меня за руку, лежавшую на сиденье автомобиля, и еле слышно прошептала:
– Мой муж!
Мне, конечно, интересно было взглянуть на Дугласа ван Тьювера. Я слышала о нем от Клэр Лепаж и самой Сильвии, видела его портреты в газетах и тщательно всматривалась в них, стараясь разгадать, что это за человек.
Я знала, что ему двадцать четыре года, но господину, приближавшемуся к нам, я смело дала бы все сорок. У него было усталое лицо с крупными чертами и резко очерченными линиями в углах рта. Он был высок ростом и худощав. В движениях его сквозила решительность и не было заметно ни малейших признаков волнения, хотя он несомненно был очень удивлен в этот момент.
– Что вы здесь делаете? – были его первые слова.
Должна сознаться, что такой неожиданный оборот событий порядком ошеломил меня, и по судорожному пожатию Сильвии, не выпускавшей мою руку, я понимала, что она испытывает то же самое. Но тут я получила наглядный урок светской выдержки. Лицо ее чуточку побледнело, но голос звучал вполне спокойно, и слова лились естественно и просто, когда она ответила:
– Мы не можем пробраться сквозь толпу.
При этом она обвела вокруг себя взглядом, как бы желая сказать: «Убедитесь сами».
Одно из правил Леди Ди гласило, что всякая леди имеет право прибегать ко лжи в том случае, когда другого выхода нет.
Муж Сильвии оглянулся кругом.
– Почему же вы не обратились к полицейскому? – сказал он, делая движение, чтобы тут же сделать это.
Я решила, что моей приятельнице так и не суждено услышать митинг. Но она оказалась тверже, чем я ожидала.
– Нет, – сказала Сильвия, – пожалуйста, не делай этого.
– Почему же? – В его холодных серых глазах по-прежнему не отражалось и тени волнения.
– Потому что… здесь, кажется, происходит что-то интересное.
– Что же из этого?
– Я не тороплюсь и хотела бы посмотреть. Он постоял минуту, глядя на толпу.
Миссис Фросингэм как раз выступила вперед, собираясь, по-видимому, заговорить.
– В чем тут дело, Феррис? – спросил ван Тьювер у шофера.
– Право, не знаю, сэр, – ответил тот. – Кажется, социалистический митинг.
Он, конечно, прекрасно понимал смысл той маленькой комедии, которая разыгралась за его спиной. Меня интересует только, что он думал об этом?
– Социалистический митинг? – переспросил ван Тьювер, затем, обернувшись к жене, он спросил: – Не собираетесь же вы оставаться здесь ради этого? Снова Сильвия удивила меня.
– Мне очень хотелось бы послушать, – просто ответила она.
Он ничего не возразил. Я увидела, как он поглядел на нее и затем на меня. Я сидела в углу, стараясь быть как можно менее заметной. В эту минуту я ломала себе голову над тем, кого я изображаю здесь: наставницу или швею, и принято ли представлять столь незначительных особ и подавать им руку. Миссис Фросингэм заняла свое место у подножия статуи Вашингтона. Не узнала ли она случайно высокого безукоризненного господина, стоявшего у автомобиля? Но не успела она произнести три первые фразы, как я уже убедилась в том, что мое предположение верно, и дерзость ее поразила меня.
– Товарищи и граждане! – начала она. Товарищи разбойники с Уолл-стрита! – И когда взрыв смеха стих, она продолжала: – То, что я хочу сказать, относится к американским миллионерам. Полагаю, что хотя бы один из них находится здесь, а кроме него найдется, несомненно, несколько человек, которым предназначено стать миллионерами, и не менее тысячи питающих надежду стать таковыми. Итак, я обращаюсь к вам, господин миллионер, – продолжала она с улыбкой, за которой чувствовался неисчерпаемый запас силы и юмора.
Симпатии толпы сразу перешли на сторону оратора, симпатии всех, кроме одного. Я украдкой взглянула на миллионера и увидела, что лицо его хмуро и неподвижно.
– Не хотите ли сесть в автомобиль! – спросила его жена, но он холодно ответил ей:
– Нет, я подожду, пока вы наслушаетесь вдоволь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76