Я скажу вам то, чего я никогда еще никому не говорила, да и не собиралась говорить. Вы видите, что я пьянствую и иду прямой дорогой к гибели; вы слышите, как беспечно я говорю обо всем этом. Но было время, когда я любила Дугласа ван Тьювера по-настоящему и хотела иметь от него ребенка. Я мечтала об этом до боли, до муки. Но разве я могла надеяться на такое счастье? Я навсегда сделалась бы посмешищем для всей его компании, если бы только заикнулась о чем-либо подобном. Меня так засмеяли бы, что пришлось бы удрать из города. Несколько раз я пыталась поймать его, чтобы иметь от него ребенка, хотя бы против его воли. Но оказалось, что врачи лишили меня навсегда этой возможности. Мне оставалось только согласиться с моими друзьями, что так лучше, это избавляет меня от забот. Но тут является она и получает все, чего я так сильно желала. Весь мир находит это прекрасным и трогательным. Какая прелестная молодая мать! Что она сделала такого в жизни, чтобы иметь все, чего я лишена? Можете, сколько угодно, проливать слезы над ней, что касается меня, то я скажу прямо: пусть она получит свое. Пусть она разделит участь других женщин, – ведь она слишком хороша и чиста, чтобы знать даже об их существовании.
Я вышла от Клэр совершенно подавленная. Ни разу я не испытывала такого потрясения с тех пор, как прочла письмо моего несчастного племянника. Почему мне раньше не пришло в голову расспросить Клэр об этом? Как могла я так долго оставлять Сильвию под угрозой этой опасности? Самая большая опасность угрожает ее ребенку во время родов. Я сделала быстрый подсчет согласно ее последнему письму и вздохнула с облегчением – оставалось еще около десяти дней. Прежде всего я подумала о том, чтобы послать телеграмму, но затем оставила эту мысль: в телеграмме трудно будет указать ей, что нужно сделать, и еще труднее объяснить потом, почему я избрала такой необычайный способ переписки. Я вспомнила, что в своем последнем письме Сильвия называла имя врача, который должен был приехать из Нью-Йорка, чтобы присутствовать при родах. Самое лучшее – повидать этого врача, решила я.
– Чем могу служить? – спросил он, когда я вошла в его кабинет.
Это был высокий пожилой человек, безукоризненно одетый, корректный и выдержанный.
– Доктор Овертон, – начала я. – Моя приятельница миссис Дуглас ван Тьювер написала мне, что вы в скором времени выезжаете во Флориду.
– Совершенно верно, – ответил он.
– Я пришла переговорить с вами по одному очень щекотливому делу. Мне, разумеется, едва ли нужно указывать вам, что я полагаюсь на соблюдение профессиональной тайны.
Я заметила, что взгляд его стал вдруг очень пристальным.
– Разумеется, – ответил он.
– Я решилась на это потому, что миссис ван Тьювер – мой близкий друг и мне очень дорого ее благополучие. Я только случайно узнала, что она подвергалась опасности заражения венерической болезнью.
– Я едва ли поразила бы его сильнее, если бы ударила по лицу.
– Что? – крикнул он, забывая свою выдержку.
– Было бы совершенно бесполезно пускаться в подробности, – продолжала я, – достаточно, если я скажу вам, что мои сведения вполне достоверны и точны; источник, откуда я получила их, не допускает сомнений.
Наступило долгое молчание. Глаза его не отрывались от моего лица.
– Что это за болезнь? – промолвил он наконец.
Я назвала ее, и мы снова замолкли.
– А сколько времени существует эта… эта возможность заражения?
– С момента ее замужества. Около восемнадцати месяцев.
Это многое объяснило ему. Я чувствовала, как взгляд его насквозь пронизывает меня. Кто я такая? Сумасшедшая или новый тип шантажистки? А может быть, своего рода «Клэр»? В эту минуту я с благодарностью вспомнила о своей дешевенькой шляпке и почтенном возрасте.
– Это сообщение, – сказал он наконец, – разумеется, очень поразило меня.
– Когда вы подумаете над этим, вы убедитесь, что единственным мотивом, который мог заставить меня прийти сюда, было беспокойство за здоровье моего друга.
Он размышлял несколько минут.
– Все это, может быть, и правда, но разрешите мне добавить, что, когда вы утверждаете, будто знаете это…
Он остановился.
– …то это значит, что я знаю, – ответила я и тоже остановилась.
– Имеет ли миссис ван Тьювер какое-нибудь представление об этом?
– Ни малейшего. Напротив, перед свадьбой ее заверили, что такой возможности не существует.
Снова я почувствовала на себе его пристальный взгляд, но не сочла нужным пускаться в какие-либо объяснения.
– Доктор, – продолжала я, – мне, конечно, незачем напоминать вам о серьезности положения как для матери, так и для ребенка.
– Конечно, нет.
– Вы, несомненно, знаете, какие предосторожности следует принять, чтобы сохранить ребенку зрение.
– Конечно! На этот раз в тоне его прозвучала нотка высокомерия. – Скажите, вы не сестра милосердия?
– Нет, – ответила я. – Но много лет назад в моей семье разыгралась одна трагедия, раскрывшая мне все ужасное значение этих болезней. Поэтому, когда я узнала, что нечто подобное угрожает моей приятельнице, моей первой мыслью было предупредить вас. Надеюсь, вы поймете мои побуждения?
– Разумеется, разумеется, – поспешно ответила он. – Вы поступили совершенно правильно. Можете быть спокойны, я приму все нужные меры. Жаль только, что эти сведения не дошли до меня раньше.
– Я сама узнала об этом час тому назад, – сказала я, поднимаясь, чтобы уйти. – Вина, таким образом, всецело ложится на другое лицо.
Больше мне нечего было добавить. Он вежливо проводил меня до дверей, и я вышла на улицу, чувствуя себя расстроенной и несчастной. Несколько времени я бесцельно бродила по городу, обдумывая, что бы еще предпринять, хотя бы для своего собственного успокоения, если не для здоровья Сильвии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76