– Вы… полагаете, что это необходимо?
– Да что же нам делать? Неужели мы обречены провести вдвоем весь вечер?
– Я бы ничего против не имел, мисс Кассельмен!
– Да, и вы будете ухаживать за мной и занимать меня так же, как прежде?
– Теперь пойдет лучше! Я в восторге от этой игры. Мне бы хотелось, чтобы она никогда не прекращалась.
– Чрезвычайно польщена! Но, мистер ван Тьювер, мы проговорили с вами уже немало времени, а вы пока ничего интересного не сказали.
– Мисс Кассельмен!
– Конечно! Только одну или две дерзости.
– Вы жестоки со мной, мисс Кассельмен. Я не забыл еще, как вы обошлись со мной в тот вечер, когда я встретил вас в университетском парке. Что я сделал такого, чтобы заслужить подобную немилость?
– Вам неприятно будет выслушать мой ответ.
– Говорите, пожалуйста. Я искренне восхищаюсь вами. Вы самая удивительная женщина, какую я когда-либо встречал. Удивительная в хорошем смысле, вы понимаете…
– Я понимаю, – ответила Сильвия, улыбаясь. – Я изо всех сил старалась быть удивительной…
– Вы, очевидно, очень не расположены ко мне. Но почему? Что я сделал дурного?
– Дело не в том, что вы сделали, а в том, что вы собой представляете.
– Что же именно, мисс Кассельмен?
– Я не знаю, сумею ли выразить это. Вы что-то чудовищное, что-то внушающее мне слепую ярость. И в то же время я понимаю, что, дав волю своей ярости, схватив вас, например, за горло, я бы этим поставила себя на один уровень с вами, и я чувствую, что должна бежать, бежать от вас, никогда не встречаться с вами во избежание опасности или, вернее, унижения моего достоинства.
Раздался звонок.
– Я убегаю! – бросила Сильвия.
Пары сменились в шестой раз. Сильвия танцевала теперь с Джексоном, которого узнала немедленно. В седьмой паре она танцевала с каким-то совершенно незнакомым ей юношей, а в восьмой смене – опять с ван Тьювером. Он так волновался на этот раз, что, прежде чем они начали танцевать, спросил:
– Это вы?
И вздохнул с облегчением, когда Сильвия ответила:
– Да!
Он волновался и во время танца, несколько раз начинал было говорить и тотчас умолкал.
– Мисс Кассельмен, вы должны объяснить мне ваши слова, – сказал он, когда они сели.
– Да, конечно, я должна объясниться. Но поймете ли вы меня? Я почти чужая в вашем мире, и то, что вам кажется вполне естественным, мне кажется диким и нелепым. Вероятно, в ваших глазах я деревенская барышня с провинциальными взглядами на людей и на жизнь.
– Продолжайте, пожалуйста, – попросил он.
– Ну вот, мистер ван Тьювер, у вас колоссальное состояние. Двадцать или тридцать миллионов долларов, сорок или пятьдесят миллионов долларов – мнения несколько расходятся только насчет цифры. Ваше состояние так велико, что заслонило вашу личность. Это не вы думаете, не вы говорите, а ваши деньги думают и говорят за вас. Вы – какое-то тревожное, тягостное представление о бесчисленных миллионах, и в окружающих вас людях вы видите лишь отражение этого тягостного представления!
– Неужели я произвожу на вас такое впечатление?
– Не только на меня, на всех.
– О, этого не может быть! – воскликнул он.
– Могу вас уверить, что это именно так! Еще до того, как встретила вас, я возненавидела вас только за те чувства, которые вы внушаете вашим знакомым.
Когда ван Тьювер заговорил после продолжительной паузы, голос его звучал глухо и неуверенно:
– Мисс Кассельмен, а вы подумали о трудностях, с которыми связано мое положение?
– Нет, мне некогда было думать об этом.
– Да, тогда поверьте, что их немало. Вы говорите о впечатлении, какое я произвожу на людей. Но вы первый человек, который сказал мне это.
Сильвия недоверчиво повела головой.
– Вам это кажется невероятным! – подхватил ван Тьювер. – Но подумайте, что же я могу сделать? Я не виноват. Я не виноват в том, что у меня много денег. Они дают мне большую власть, против этого ничего нельзя поделать. Хорошо ли это или дурно, но в силу обстоятельств у меня известные обязанности, от исполнения которых я уклониться не могу. Вы не имеете, вероятно, ясного представления о том, каково мое положение и какая ответственность лежит на мне, и вам легко меня осуждать. Как я могу уйти от своих денег? Люди знают, что я богат, и отводят мне известное положение в мире, совершенно не считаясь с моими желаниями.
Он замолчал. Он так волновался, что Сильвии стало жаль его.
– А вы оправдываете те ожидания, которые люди возлагают на вас? – спросила она.
– Но, – возразил он, – я обязан распоряжаться моими деньгами, беречь и поддерживать мое состояние.
– Ах да, так это принято в деловом мире. Я говорю о вашей личной жизни, о ваших отношениях к товарищам, к друзьям.
– Мисс Кассельмен, но какая же моя личная жизнь и мои отношения к друзьям и товарищам? Люди говорят мне о дружеских чувствах ко мне, но я знаю, они чего-то ждут от меня, и рано или поздно я узнаю, чего именно им нужно от меня. Вы говорите, что это чудовищно. Я знаю! Вы говорите, что я не сознаю того, что представляю собою для людей. Но я не могу не сознавать этого, когда вижу это и чувствую на каждом шагу. Мне кажется порою, что, с тех пор как я родился, у меня не было ни одного бескорыстного друга.
Сильвия, тронутая искренностью его слов, молчала.
– Но… здесь в демократических условиях университетской жизни… – начала она.
– Здесь то же самое, что и в другом месте. И здесь те же клубы, интриги, назойливые люди, карьеристы, точно так же, как и в нью-йоркском обществе. Взять хотя бы то, что все товарищи, как вы мне сказали, не любят меня и не одобряют моей жизни, а никто сказать мне этого не посмел.
– Не посмел? – повторила Сильвия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73