– прервала она его. – Ради бога, не говорите. Я знаю, я знаю только, что вы не должны дольше оставаться здесь. Я никогда не выйду за вас, и вы напрасно теряете здесь время. Уезжайте лучше!
Опять наступило молчание.
– Мисс Сильвия, – сказал он наконец, – это для меня все равно что смертный приговор.
– Мне очень жаль! – ответила она. – Но я ничем не могу вам помочь. А оставаясь здесь, вы только ухудшаете ваше положение…
– Не заботьтесь обо мне, – сказал он. – Мне некуда уезжать и нечего искать во всем мире. Если бы вы разрешили мне остаться здесь и попытаться быть вам полезным чем-нибудь…
– Нет, нет, вы ничем не можете быть мне полезны. Я хочу быть одна, с отцом и близкими людьми, которых я люблю. Меня только расстраивают встречи с вами.
Он встал и несколько мгновений тоскливо смотрел на нее.
– Это все, что вы можете сказать мне, мисс Сильвия?
– Да, это все. Если хотите доказать мне, что действительно уважаете меня, то уезжайте и постарайтесь забыть о моем существовании.
5
Ван Тьювер уехал, но неделю спустя вернулся опять и написал Сильвии письмо, в котором уверял ее в своих бескорыстно дружеских чувствах и просил свидания. Затем опять нагрянула тетя Ненни, и опять состоялся семейный совет. Тетя Ненни делала Сильвии те же упреки, которые она слышала уже в Бостоне от миссис Винтроп: она не имеет права играть с человеком, на котором лежит ответственность и общественного положения, и огромного состояния. Это человек, который может еще сыграть крупную роль в политической жизни страны… Дядя Мандевиль тоже полагает, что одно его влияние может ослабить влияние демократической партии в Соединенных Штатах. Сильвия почтительно верила в политическую прозорливость своих дядей и ничего на это возразить не могла. Она ответила только, что ничего против ван Тьювера не имеет, но видеть его и принимать его не желает. Тетя Ненни заметила ей, что ван Тьювер был ее гостем, и последнее объяснение с ним – неслыханная бестактность. Сильвия выразила готовность извиниться и перед тетей Ненни, и перед ван Тьювером, но видеть его все же наотрез отказалась.
Ван Тьювер уехал в Ньюпорт, где жила в то время семья Доротеи Кортланд, и Сильвию на время оставили в покое. Она читала отцу вслух, играла с ним в карты, увлекала его за собой на далекие прогулки. Тетя Ненни уехала на морские купанья, и в ее отсутствие Сильвии легче было уклоняться от всяких приглашений на вечера, обеды и пикники. У нее был и благовидный предлог: у отца ее было много работы на плантациях, а силы стали изменять ему в последнее время. Ранней весной в этом году, как раз в разгар полевых работ, было наводнение, и урожай хлопка погиб. Все размыло, скот затонул, и палатки негров унесло неведомо куда. У майора были три крупные плантации, и многочисленных негров-рабочих надо было содержать весь год. Пришлось прибегнуть к займу в местных банках, а банки тоже были в затруднительном положении, так как наводнение повторилось на следующий год и наличность в банках убавлялась с каждым месяцем. Майор Кассельмен ночи напролет просиживал над своими счетами и упорно молчал, когда с ним заговаривали о делах.
Больше всего удручало Сильвию то, что никакой попытки не делалось хоть сколько-нибудь сократить расходы. Тетя Варина уехала с детьми в горы, и жили они этим летом на два дома. Селеста приглашала гостей, выписывала из Нью-Йорка наряды, и на письменном столе майора росли груды счетов.
Между тем здоровье его стало внушать серьезные опасения, и доктора настаивали на том, чтобы он уехал куда-нибудь на время. Дядя Мандевиль нанял дачу на берегу моря и звал к себе брата и Сильвию. Он писал, что если они поторопятся, то поспеют к парусным гонкам. Они поехали, а неделю спустя в гавань величаво вошла великолепная морская яхта. На следующее утро Сильвия прочла в газете, что Дуглас ван Тьювер, курсировавший с несколькими друзьями в южных водах, прибыл на предстоявшие гонки.
– Я не хочу его видеть! – заявила Сильвия.
И дядя Мандевиль, в отсутствие тети Ненни храбро высказывавший свое мнение, поддержал ее и обещал ей подстрелить этого господина, если он будет назойлив. Это была, конечно, шутка, но дядя Мандевиль искренне и убежденно говорил, что Кассельмены не нуждаются в новоамериканских князьях для того, чтобы выпутаться из денежных затруднений.
Сильвия решила всячески избегать встречи с ван Тьювером. Но он вызвал себе союзницу на помощь. В один прекрасный день к подъезду дачи дяди Мандевиля подкатил автомобиль, и Сильвия, сидевшая на балконе, к изумлению своему, узнала в гостье миссис Винтроп.
Миссис Винтроп была с головы до ног в белом, загорелая, живописная и праздничная! Сильвия была одна, и посетительница могла беспрепятственно развернуть всю мощь своих чар. Она медленно поднялась по ступенькам, взяла обеими руками протянутую ей руку и молча впилась глазами в исхудавшее бледное лицо Сильвии.
– О, позвольте мне помочь вам, – сказала она только.
– Благодарю вас! – ответила Сильвия.
– Моя лесная нимфа! – прошептала миссис Винтроп. Слезы участия быстро катились по ее загорелым щекам.
Она смахнула их тонкой замшевой перчаткой.
– Верьте мне, Сильвия, я тоже знавала горе, – добавила она после продолжительной паузы.
Сильвия была тронута до глубины души. Из этих мечтательных очей глядела сама печаль, тихая, чарующая печаль. Она вспомнила – ей рассказывали в Бостоне, – что миссис Винтроп не была счастлива в своем замужестве. Они сели.
– Сильвия, вам необходимо развлекаться! – сказала миссис Винтроп. – Поедем на яхту.
– Я не желаю больше встречаться с мистером ван Тьювером, – ответила Сильвия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73